— Я бы очень хотела познакомиться с ней, — призналась Селина, — если вы действительно уверены, что она не хочет быть с вами наедине.

Герцог в душе улыбнулся ее наивности. Что бы, интересно, подумала Селина о нарядных, веселых, остроумных людях, которых он приказал полковнику Грейсону отослать с виллы? А что бы она подумала о леди Милли? А леди Милли о ней?

Селина отправилась спать, а герцог остался в салоне и стал думать о том, что же им делать дальше. Он предполагал, что в Монте-Карло его ожидают многочисленные заботы. Ведь каким бы влиянием герцог ни пользовался в обществе, его поведение по отношению к гостям было грубым до неприличия.

Этерстон понял, что единственным человеком, от которого ему хотелось бы избавиться больше всего, была леди Милли, ведь она досаждала ему больше всего. В его намерения не входило позволить ей взять над собой верх, к чему она предпринимала отчаянные попытки.

То, что покинуть виллу должны были все, а не только она, должно было как-то смягчить удар, и все-таки герцог был уверен, что она захочет видеть его по его возвращении и наверняка устроит сцену.

Но он также знал, что не изменит своего решения. Его роман с леди Милли был окончен!

Он закончился, хотя герцог сам себе в этом не признавался, еще до его приезда в Монте-Карло, ведь именно поэтому ему стала неприятна эта таинственность, которая неизменно сопровождает любую связь. Раньше он это терпел, но, как сказал Николай Власов: «Страсть умирает!»

Леди Милли была цветком совсем иного рода, чего прежде герцог не замечал. В то же время он не мог не сознавать, что роль, которую он играл в их любовной связи, не делала чести и ему.

Этерстон, однако, утешал себя тем, что леди Милли была опытной светской женщиной, а не девочкой, которую он совратил с пути истинного. Он был далеко не первым ее любовником и, похоже, не последним, но она, вне всякого сомнения, воображала себя герцогиней Этерстон. Быть может, это он дал ей повод надеяться, что женится на ней, хотя вслух об этом не было сказано ни слова.

Герцогу было интересно, насколько леди Милли действительно ценит его как мужчину, а не как обладателя герцогской короны и завидного состояния.

Он вспомнил, как очень давно, когда он был еще подростком, мать сказала ему:

— Я надеюсь, мой милый, что придет день, когда ты встретишь женщину, которая полюбит тебя по-настоящему и которую ты полюбишь всем сердцем.

Разговор зашел о только что свершившемся бракосочетании королевской четы, где жених был очень стар, а невеста только что со школьной скамьи.

Герцог наивно спросил, совсем как сейчас Селина:

— Ты думаешь, они будут счастливы, мама?

Слова матери глубоко запали ему в душу, и он всегда вспоминал их, когда встречался и расставался с женщинами.

Этерстон чувствовал, что его матушка боялась, что из-за своего высокого происхождения он будет вынужден жениться не по любви.

Маме не понравилась бы Милли! — мелькнуло в голове у герцога.

Он знал, что многие женщины старшего возраста осуждали поведение леди Милли, то, как она подчас вызывающе щеголяла своей красотой. Но дело было не в поведении и даже не во внешнем виде Милли. Просто увядшие старые вдовы, занимающие самые почетные места на всех балах, чувствовали ее привлекательность, кипевшую в ней необузданную страсть и огонь, которого не было ни в одной другой женщине.

Нет, снова сказал себе герцог, мама не одобрила бы Милли, а тем более в качестве его жены!

Но он понимал, что рано или поздно придется жениться. Во-первых, у него должен быть наследник, а во-вторых, иногда, когда он не был окружен толпой друзей, ему становилось очень одиноко.