Весь день они шли мимо Балеарских островов, и девушка была всецело поглощена тем, что видела.

— Я всегда именно такими и представляла острова Средиземного моря, — сказала она. Затем очень тихо прочла:

Помолчав, она добавила:

— Я надеюсь, что сегодня вечером увижу лунный свет, целующийся с морем!

Герцог, узнавший строки Шелли, сказал с улыбкой:

— Я начинаю подозревать, что вы и думаете стихами!

— Иногда, — произнесла она.

— Вы увлекаетесь поэзией?

— Папа всегда считал, что поэзия словами выражает то, что музыка — звуками. Я обычно читала ему, когда он сочинял. Он говорил, что это его вдохновляет!

— О да! — согласился герцог. — А вас поэзия вдохновляет?

— Не знаю, на что она может меня вдохновить. Я не так талантлива, как папа, — ответила Селина. — Но она всегда настраивает мои мысли на прекрасное и, я полагаю, в некотором смысле помогает мне лучше понять мир.

Видя, что герцог ждет объяснений, девушка произнесла несколько неуверенно.

— Я пытаюсь понять, почему природа так прекрасна… в любое время года, а также стараюсь найти красоту… в людях.

Она говорила очень просто, без малейшего пафоса.

Глядя на девушку, герцог поймал себя на мысли, что они пережили довольно странный день. Никогда прежде ему не приходилось быть наедине с женщиной, которая не пыталась бы его завлечь. Все женщины, которых он знал, пользовались каждым удобным случаем, чтобы пококетничать с ним. Их кокетство выражалось не только в словах, но и во взглядах, улыбках, мимолетных движениях. Будучи с ними, герцог ежеминутно сознавал, что он мужчина, а они принадлежат к противоположному полу. Он не мог даже подумать о том, чтобы говорить с женщиной о том, о чем он говорил, например, с Николаем Власовым. Обычно такие беседы начинались и кончались одной и той же темой: им самим и женщиной, с которой он говорил.

Этерстон также прекрасно понимал, что будь он сейчас на яхте с одной из таких опытных, красивых, обаятельных женщин, в них тотчас проснулась бы жажда страсти, и вскоре они были бы в объятиях друг друга.

Селина говорила с ним искренне и по-детски просто, но в ее рассуждениях чувствовались недетская зрелость и ум.

Оказалось, что, живя в деревенском уединении со своими родителями, она прочла столько и узнала так много, что герцог даже не мог предположить в женщине таких широких познаний. Более того, девушка прекрасно знала греческую мифологию и классиков, и особенно поэзию.

Поговорив с нею, нельзя было не удивляться невинности ее суждений о жизни, а также полному отсутствию всякого любопытства к тому, что касается отношений мужчины и женщины.

Герцог понял, что она и понятия не имеет о том, каким влиянием он пользуется в свете и что многие женщины сочли бы не только за привилегию, но и за счастье остаться с ним наедине на его яхте.

— Вы, наверное, много путешествовали? — спросила Селина. — Пожалуйста, расскажите мне об этом.

Путешествия герцога, как правильно заметил Николай Власов, были обставлены пышностью и богатством, соответствующим его положению в обществе, и поэтому, к своему стыду, он не мог рассказать девушке о посещении таинственных, неизведанных мест, на которые до него еще не ступала нога человека.

Ему сейчас было бесконечно жаль, что он даже не попытался добраться до священного города ламы на Тибете, пересечь пустыню Гоби или проплыть по Амазонке.

Вместо этого он рассказал Селине о Китае, который посетил во время кругосветного путешествия, в которое отправился после окончания Оксфорда, и об Индии, где выполнял поручение вице-короля.

— А вы видели и святых людей? — оживилась Селина.