Я быстро поднимаю книгу и отдаю ей. Она улыбается.

— Большое спасибо, Оливер. Ох уж этот электрический свет! На самом деле я отлично вижу. Но при электрическом свете… — Ее улыбка гаснет, и она сидит в течение нескольких секунд молча. Затем резко выпрямляется и быстро произносит: — Ганси пережил много страшного. Он родился во Франкфурте. Отец бросил мать на произвол судьбы и исчез, когда Гансику было три года. Мать и сейчас еще хорошо выглядит. Она стала сначала танцовщицей, затем проституткой. Потом подхватила какую-то тяжелую болезнь и не могла больше работать. — Фрейлейн Гильденбранд рассказывает об этом по-деловому спокойно. — Она попала в беду. Я ее хорошо знаю. Она совершенно асоциальна и немного слабоумна. Когда ей было особенно плохо, она придумала связывать Гансу руки и ноги и оставлять его так лежать по три часа до и после обеда, иногда и дольше.

— Но зачем!?

— Чтобы сделать из Ганси калеку, конечно. И это ей удалось. Его позвоночник уже никогда не выпрямится. Голову он тоже не сможет держать прямо.

— О Господи! — Только и мог сказать я. — Мне плохо, я ничего не понимаю.

— Но это так просто, Оливер! Мать хотела сделать из сына попрошайку. И ей это удалось. Она одевала его в жуткую рванину. Он стоял возле самых шикарных ресторанов и ночных клубов и приносил в те времена много денег. Такой искалеченный ребенок трогает сердце каждого, не так ли?

— Что же, и соседи по дому ничего не заметили?

— К сожалению, слишком поздно. Попрошайничать она выпускала его ближе к вечеру и тайно, а искалеченный позвоночник может быть и следствием естественного заболевания. Ганси же молчал. Мать пригрозила, что убьет его, если он проронит хотя бы слово. Только когда ему исполнилось пять лет, вмешалось управление по делам молодежи. Кто-то заявил.

— И?

— Ее судили, так как Ганси все рассказал представителю этого управления, несмотря на весь свой страх. В зале суда он, правда, отказался от собственных слов. Таким образом, доказательств против матери не было. Ей назначили штраф за то, что она посылала сына попрошайничать.

— И это все?

— Ганси отдали в приют. Собственно, он побывал во многих приютах. Мать устроилась служанкой к некоему господину Фареншильду. Она была уже здорова. И, как я сказала, красива. Три года назад они поженились. Теперь мать Ганси хочет его вернуть. Но все не так просто… — Голос старушки становится тише. Она наклоняется и шепчет, будто не хочет, чтобы кто-нибудь, кроме меня, ее услышал: — Вы ведь не расскажете об этом шефу?

— Расскажу о чем?

— Ну, о книге.

— Конечно, нет.

— Он хочет отправить меня на пенсию. Мое зрение становится все хуже и хуже, так он говорит. Что в этом виновато электричество, он не верит. Я всю свою жизнь провела с детьми…

Через толстые стекла очков старая фрейлейн смотрит в никуда. Она вызывает во мне такую жалость, что я быстро спрашиваю:

— Что произошло с Ганси потом?

Она снова улыбается и с облегчением отвечает:

— С Ганси, ну да! У господина Фареншильда есть средства. Он связан со строительством. Господин Фареншильд изъявил желание, чтобы Ганси посещал интернат, хорошую школу. Он был готов заплатить сколько потребуется. Но ни одна администрация не хотела брать Ганси в свой интернат. У него энурез. Он грызет ногти, плохо учится, отстает в развитии. Но мы его приняли. Все шло нормально до зимних каникул. И тут мы совершили ошибку.

— Какую именно?

— Господин Фареншильд лично приехал к нам и так искренне просил отпустить с ним Ганси, что мы поддались.