— Какую именно?

— Господин Фареншильд лично приехал к нам и так искренне просил отпустить с ним Ганси, что мы поддались. Позволили себя обмануть. Господин Фареншильд произвел на нас хорошее впечатление… — Ее взгляд снова устремляется в никуда, и она говорит самой себе: — Я всегда думала, что могу угадать характер человека по его лицу.

— А разве нет?

— Я, по крайней мере, не смогла. Я подумала о человеке, что он ангел, а он оказался настоящим дьяволом. Вы не видели рубцы…

— Рубцы?

— У Ганси по всему телу следы побоев. Я дала Ганси поиграть с нашими игрушками, и тогда-то все и выяснилось — то, что произошло на зимних каникулах. Господин Фареншильд ужасно обращался с Ганси. Потому-то малыш и попытался убить себя перед летними каникулами. И мы оставили его здесь. С ним трудно, очень трудно. Ко всему прочему, он еще вступает в подростковый возраст…

Сколько дружелюбия, сколько теплоты излучает фрейлейн Гильденбранд! Мне подумалось, что никто ничего не знает об этой почти слепой даме, которая всю свою жизнь посвятила детям и провела ее с ними здесь, высоко в горах. Никому и в голову не придет дать ей орден, как великим завоевателям, в ее честь не прозвучат фанфары, да и крест за подобные заслуги перед отечеством еще не учрежден.

— Этот игровой ящик вы используете в работе со всеми трудными детьми? — спросил я.

— Да, Оливер. Это так называемый сценический тест. Современная детская терапия применяет прежде всего игровые методы. Ведется наблюдение: как играет ребенок? Затем все анализируется. Мы слушаем, как ребенок сам комментирует свои идеи. Интересуемся, с каким предметом или с какой личностью он идентифицирует себя. При подведении итогов теста речь не идет об установлении коэффициента интеллектуального развития, выявлении черт характера или особых дарований. Мы пытаемся установить характер и глубину конфликта, от которого страдает ребенок. Вы сами убедились, насколько плохи дела у Ганси. Господина Фареншильда сожрал крокодил. Других людей тоже. Мать он засунул головой в унитаз. В наказание за мокрую постель и обкусанные ногти. И за то, что она «вообще злая». Только самому Гансику — он воображает себя прекрасным принцем, самой ценной куклой из всех остальных — крокодил ничего не сделал. Он даже позволил ему привязать веревку на шею и отвести назад в зоопарк.

— Крокодил олицетворяет его агрессивность?

Фрейлейн согласно кивает головой:

— Да. Но он олицетворяет и надежду, стремление, желание стать наконец-то взрослым, сильным и могущественным, чтобы отомстить всем, всему миру.

Я отвечаю:

— Однажды он вырастет. Не сильным и не могущественным. Но вырастет. И что произойдет тогда?

— Да, — произносит фрейлейн Гильденбранд и теребит свои очки. — Что произойдет тогда? Возможно, наш Ганси станет преступником, убийцей.

— А во что верите вы?

— Я верю, что он станет хорошим человеком, — тихо проговорила она.

— Несмотря на сегодняшнюю кошку? Несмотря ни на что?

— Несмотря ни на что. Если бы я не верила в это, во всех моих воспитанников, то не смогла бы больше работать. Меня бы повсюду преследовали неудачи. Я работаю уже больше сорока лет, Оливер, и добилась больших, очень больших успехов.

— Больше удач, чем поражений?

— О да, — отвечает она и снова улыбается. — Но это были не только мои успехи, мне всегда помогали. Все должны помогать друг другу… Никто из нас не может быть островом.

— Простите, чем?

— Обернитесь. На стене, прямо за вами, висит изречение.