Межевич нередко получал выговоры, и его даже сажали под арест за разные недосмотры в „Полицейской Газете“. Раз его посадили на три дня под арест по следующему случаю. Какой-то шутник принес объявление о сбежавшем у него бульдоге и описал приметы, очень схожие с личностью одного тогдашнего значительного лица в администрации, и приложил адрес дома, где это лицо занимало казенную квартиру, прибавив: „Кто доставит сбежавшего бульдога, тот получит приличное вознаграждение“.

Через несколько месяцев Межевича снова посадили под арест, но уже на две недели за то, что он в официальном известии напечатал вместо „его высочество великий князь Михаил Павлович“ — просто „князь Михаил Павлович“. Межевич подал запрос в канцелярию обер-полицмейстера: „Кому передать редактирование газеты?“ — и получил ответ: „Тому же лицу, кто редактировал газету, когда он три дня сидел под арестом“. Так как редактировала жена Межевича, то и теперь, в течение двух недель, она распоряжалась газетой и не сделала ни одного промаха. Я стала ее звать „редакторшей“. Тогда казалось смешным и диким, чтобы женщина могла носить такое название».

Панаева наблюдала со стороны за кипением литераторских страстей, прислушивалась к их разговорам и, вероятно, постепенно поняла, что «не боги горшки обжигают». Во всяком случае, когда несколько лет спустя Панаеву и Некрасову потребовались тексты для приложения к «Современнику», она без колебаний взялась за перо и написала свою первую повесть «Семейство Тальниковых».

Эту повесть часто называют «лучшим произведением Панаевой», мне же она представляется просто талантливой пробой пера. Повесть написана в модном тогда в демократических кругах жанре «физиологических очерков».

Начало этому жанру положил сам Некрасов, опубликовавший в 1845 году сборник «Физиология Петербурга». В предисловии к этому сборнику Белинский так описывает его задачи: «Эта книга… приятно занимает читателя и заставляет его мыслить». Чем же она его занимает? На этот вопрос Белинский отвечает здесь же, в предисловии: «Содержание нашей книги… не описание Петербурга… но его характеристика преимущественно со стороны нравов и особенностей его народонаселения».

А о чем должен был задуматься читатель? На этот вопрос Белинский ответил чуть раньше в письме своему другу (а также хорошо знакомому с Панаевым и Панаевой) В.П. Боткину: «Социальность, социальность — или смерть! Вот девиз мой!..Что мне в том, что для избранных есть блаженство, когда бо́льшая часть и не подозревает его возможности? Прочь же от меня блаженство, если оно достояние мне одному из тысяч! Не хочу я его, если оно у меня не общее с меньшими братиями моими. Сердце мое обливается кровью и судорожно содрогается при взгляде на толпу и ее представителей. Горе, тяжелое горе овладевает мною при виде и босоногих мальчишек, играющих на улице в бабки, и оборванных нищих, и пьяного извозчика, и идущего с развода солдата, и бегущего с портфелем под мышкою чиновника, и довольного собою офицера, и гордого вельможи».

Произведением, отвечающим этим требованиям, для Белинского стал прежде всего роман Достоевского «Бедные люди». По воспоминаниям современников, Некрасов с Григоровичем прочли роман за ночь и вдвоем прибежали в четыре часа утра к Достоевскому, чтобы поздравить его. На следующий день Некрасов передал рукопись Белинскому со словами: «Новый Гоголь явился!». Белинский же, прочитав «Бедных людей», сказал: «…роман открывает такие тайны жизни и характеров на Руси, которые до него и не снились никому… Это первая попытка у нас социального романа, и сделанная притом так, как делают обыкновенно художники, то есть не подозревая и сами, что у них выходит».

Повести «Семейство Тальниковых» не выпало на долю такой славы.