4

Один молодой человек, современник Некрасова, признается: «Меня смущало и приводило в трепет то, что через несколько дней я буду стоять лицом к лицу с тем, при одном имени коего склонялись наши молодые головы, буду говорить с тем, перед окнами которого мы выстаивали иногда целые часы, чтобы уловить его выход, на улицу или один силуэт за стеклом оконной рамы». Неожиданно, правда?

Разумеется, молодые студенты, стоящие ночами под окнами Некрасова, придерживались весьма революционных, и порой даже экстремистских взглядов. В частности, этот отрывок взят из воспоминаний революционера-народника Г.С. Мачтета. Таким читателям были близки поэмы Некрасова «Русские женщины», «Мороз красный нос», «Железная дорога», «Кому на Руси жить хорошо». Они с восторгом перечитывали его строки:

Но был и еще один Некрасов. Тот, который писал: «Прозаик целым рядом черт, — разумеется, не рабски подмеченных, а художественно схваченных, — воспроизводит физиономию жизни; поэт одним образом, одним словом, иногда одним счастливым звуком достигает той же цели, как бы улавливает жизнь в самых ее внутренних движениях». Странно звучат эти слова из уст человека, который одной из своих целей поставил вести в поэзию обиходный язык, сделать свои стихи и поэмы максимально доступными, максимально понятными и без промаха бьющими в цель, не столько вызывающими эстетический восторг, сколько задевающими этические, нравственные чувства, пробуждающими возмущение, призывающими в борьбе.

Но если вдуматься, то никакого противоречия нет. Все мы знаем крылатую фразу Некрасова: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». И знаем, что у Некрасова слова не расходились с делами. Когда он писал: «Я лиру посвятил народу своему», — это было чистой правдой, за это его и любили толпящиеся под его окнами молодые люди. Но Некрасов не только гражданин, но и поэт, которого не оставляли равнодушным тайные токи жизни, который стремился уловить ее «внутренние движения» и проявить их в своих стихах.

Именно этот Некрасов написал:

Здесь перед нами уже не «гражданин» и даже не «поэт», а просто человек, захваченный страстью, и в то же время сознающий ее недолговечность, предчувствующий расставание и жадно стремящийся насладиться каждым мгновением. Эти строки Некрасова обращены к Авдотье Яковлевне Панаевой.

А.Я. Панаева

Каждый ребенок, не нашедший в детстве опоры в семье, вынужденный сам справляться с враждебным ему миром, вырабатывает свои способы сохранить душевное равновесие. Кажется у Авдотьи Яковлевны это был несокрушимый, «непробиваемый» оптимизм. Она смелая, ловкая, умелая, она со всем справится, все успеет, невзирая на мужа — неврастеника и алкоголика. В ней — здоровая мещанская закваска, и она все переборет.

Некрасов же, напротив бывал раздражителен и склонен впадать в тяжелую депрессию. Советская критика описывала это так: «Чернышевский вел борьбу против пассивных чувств и настроений в поэзии Некрасова за ее активные чувства». Или «Добролюбов боролся против элегическо-пассивной психологии Некрасова».

Даже у Фета есть стихотворения о счастье первой встречи, о безмятежности первых свиданий, хотя мы уже знаем, чем приходилось платить ему за это счастье.

Некрасов никогда не писал подобных строк. Он жил и работал бок о бок с любимой женщиной, им не надо было таиться, ее муж проявлял почти невероятную снисходительность. Но у него нет счастливых стихов. Все его стихотворения о любви полны или раскаянием после ссоры, или сознанием необходимости разрыва, или страданием, в предчувствии разлуки.