– Пашу. Лизкиного брата.

Заведующая как то странно на него посмотрела, словно он слегка умом тронулся, и поднялась из за стола.

– Ну, что ж. Пойдемте…

Мальчик оказался очень тихим и спокойным. Подойти к нему близко и заговорить Фёдор не решился. Стоял и наблюдал со стороны.

Его группа гуляла на улице и, когда Заведующая показала мужчине одинокого мальчика лет пяти, который уныло ковырялся лопаткой в песке, горло сдавил мучительный спазм. Паша казался очень худеньким, болезненным и похожим на Олю.

Минут десять они стояли на крыльце, наблюдая за Пашей, но он так и не сдвинулся со своего места – что то сосредоточенно чертил лопаткой на мокром песке.

– Рисовать любит, – сказала заведующая, – Павлик очень замкнутый ребенок…

Женщина замялась на несколько мгновений, а потом повернулась к Рыжову и очень строго предупредила:

– Вы, Фёдор Гаврилович, если не уверены – не беритесь. Не нужно ребенку психику травмировать. Он и так весь забитый. Идите домой, взвесьте все, обдумайте и поймите одно: чужой ребенок он здесь, в стенах этого дома, а с вами он будет как родной и не поймет, если вы однажды решите сдать его обратно.

Полковник ничего не ответил, только кивнув, спешным шагом направился к воротам, не оборачиваясь.

Этой ночью ему было о чем подумать и, выкурив почти целую пачку сигарет, принять, пожалуй, самое важное в его жизни решение.

А на утро он уже стоял в кабинете той самой чиновницы, говоря невероятное:

– Я всех заберу, – под папку легла вторая половина отпускных, – Оформляйте побыстрее, а то детишки на казенных харчах совсем исхудали.

Женщина несколько мгновений смотрела на полковника, как баран на новые ворота, не в силах осознать услышанное, а потом зашуршала бумагами бормоча себе под нос:

– Чудной вы человек, Фёдор Гаврилович, – и уже громче, – Вы ж так и вовсе никогда не женитесь!

На что ей полковник своим фирменным спокойным, как у удава после плотного обеда, тоном ответил:

– Посмотрим.

И вот спустя три года он посмотрел на свою голову на круглую попу одной белобрысой бухгалтерши.

Чуть не окосел, когда заглядывался на нее, случайно встретив на почте.

Заметил в ее глазах ответный интерес, кокетливо вздернутые уголки губ, и потом весь вечер дебильная улыбка не сходила с его физиономии.

Дети решили, что его просто кран балкой в мастерской треснуло по башке.

Вот и заклинило!

Да так, что Федька несколько дней придумывал под каким бы ему предлогом проникнуть в бухгалтерию и хоть одним глазком увидеть Ирину.

Приперся с каким то Василичемым отчетом, нарвался на перестановку бухгалтерских баобабов с зубодробительным названием Дефимбахий, а зазноба его так и не вышла из главбухского кабинета.

Ушел, с чувством абсолютной неудовлетворенности, держась за поскрипывающую спину и мысленно костеря весь женский род, на чем свет стоит. Это ж надо так мужиками манипулировать!

А вечером того же дня удача повернулась к нему лицом.

Ну, сначала он так подумал…

Когда Фёдор приехал со смены на базу, в главбухском кабинете непривычно горел свет. Ирина Викторовна работала допоздна

Мужчина несколько мгновений боролся с совершенно пацанским желанием подняться и поприветствовать Ирину, а потом глянул на свои грязные сапоги, вспомнил, что сегодня он работал на ферме и понял, что это не самая лучшая идея.

Поковырялся в мастерской, собирая кое какие вещи, и пошел к своей рабочей машине, как заметил, что Иринина иномарка стоит с приподнятым капотом, а сама хозяйка с растерянным видом рассматривает содержимое моторного отсека.

Губы помимо воли сами растянулись в улыбке.

Не то чтобы Рыжов сильно разбирался в иномарках, но руки у него росли оттуда, откуда надо и любой трактор он мог разобрать и собрать с закрытыми глазами.