Я перестала существовать. Я больше не была Мак. Я была той, кто выжил.

Бэрронс был прав. Жажда справедливости и мести – это далеко не все, что заставило меня уехать из Ашфорда. Я убегала от своей тоски, от боли родителей, от пребывания в качестве тени другого человека, которого искренне любили и по которому жутко горевали, – и мне казалось, что Ирландия находится слишком близко для настоящего побега.

Но хуже всего было то, что я застряла в этом смертельно опасном марафоне. Я бежала, чтобы спасти свою жизнь, стараясь хоть на шаг опередить мчащихся за мной монстров, и финишной ленточки не было видно на горизонте.

9

К слову об искренне любимой и горько оплакиваемой – у меня остался всего день, чтобы прибраться в ее съемной квартире. К полуночи все вещи Алины нужно было вывезти, в противном случае хозяин жилья будет иметь полное право выставить их на продажу. Несколько недель назад я запаковала все в коробки. Теперь мне оставалось лишь дотащить их до двери, вызвать такси и заплатить таксисту за то, что он поможет мне погрузить их в машину, а потом выгрузить возле магазина, откуда я смогу отправить все домой.

Я не могла поверить, что практически утратила чувство времени. Но мне пришлось сразиться с монстрами, ответить на вопросы полиции, обыскать кладбище, отправить папу обратно домой, спасти от смерти брата гангстера, научиться новой профессии и побывать на подпольном аукционе, и было просто чудом, что я справилась со всем вышеперечисленным.

Был воскресный вечер, 31 августа, последний день оплаченной Алиной аренды, день, когда моя сестра должна была собрать вещи и ждать такси, которое увезло бы ее в аэропорт… А потом она отправилась бы домой, ко мне, в Джорджию, к бесконечным пляжным вечеринкам. А вместо этого… Вместо этого я обнаружила себя на крыльце, сжимающей мокрый зонт и вытирающей ноги о коврик у ее двери. Несколько минут я простояла там, бессмысленно шаркая по коврику, затем несколько раз глубоко вздохнула, копаясь в сумочке в поисках косметички, – мне нужно было вытереть глаза и прекратить плакать.

Квартира Алины находилась над баром на Темпл Бар Дистрикт, неподалеку от Тринити-колледжа, в котором моя сестра училась на протяжении нескольких месяцев. До того как она стала пропускать занятия, выглядеть обеспокоенной и терять вес. До того как она начала странно вести себя.

Я понимала, почему забыла о том, что следует освободить квартиру моей сестры, но теперь я стояла у порога, не в силах поверить, что не вспомнила о ее дневнике. Алина просто не могла без него обойтись. У нее была своеобразная зависимость, она и дня не могла прожить, не сделав записи. Она вела дневник с самого детства. И не было ни дня, чтобы она что-нибудь там не написала. Я знаю об этом, потому что раньше разыскивала и читала ее дневники, после чего изводила сестру секретами, которые она решила доверить не мне, а какой-то глупой тетрадке.

Живя за границей, Алина делилась самыми страшными секретами именно с глупой тетрадкой, а не со мной, и мне нужна была эта тетрадь. Если только никто не добрался до дневника Алины раньше меня, где-то в Дублине существовало описание всего, что происходило с моей сестрой с того самого момента, как ее нога ступила на эту землю. Алина вела дневник, маниакально фиксируя мельчайшие детали. Так что вполне можно было рассчитывать найти на его страницах абсолютно все, что она видела и чувствовала, куда ходила и что узнавала. Как она выяснила, что является ши-видящей, как Гроссмейстер влюбил ее в себя. И – я надеюсь – там указано место, где можно найти «Синсар Дабх»: у кого эта книга, кто перевозит ее и по какой таинственной причине это делается.

– Теперь я знаю, что это такое, – сказала мне Алина перед смертью в том безумном телефонном сообщении, – и знаю где… – На этом ее звонок оборвался.