Ей стало легче, когда Сара заговорила с ней.
— Si, синьорина!
— Серафина, когда здесь сделали… эту громадную ванну? И почему здесь нет современного, удобного душа?
— Я думаю, что это было сделано по приказу отца герцога, синьорина. Это очень старая часть палаццо. Но когда первая герцогиня увидела эти комнаты, она захотела занять их, — я помню, так мне говорила моя madre, она работала тогда здесь в той же должности, что и я сейчас. Я тогда была молода, но начала работать здесь с пятнадцати лет и помню герцогиню — обеих герцогинь — очень хорошо. Задолго до того как здесь сделали современный нагрев воды, я, бывало, носила сюда большие котлы с горячей водой! Ах! Как их было много!
Начав говорить, обычно молчаливая экономка стала почти болтливой, и Сара едва удержалась, чтобы не изогнуть в недоверии брови. Оказывается, в Серафине было много человеческого, хотя ее и трудно было вообразить юной пятнадцатилетней девочкой, с трудом идущей но бесчисленным ступеням с тяжелыми котлами горячей воды. Бедняжка, было ли у нее нормальное, беззаботное девичество?
— Может быть, я досаждаю синьорине… все это было много лет назад, и кое-что из тех событий лучше забыть.
— О нег, нет! — поспешно сказала Сара с пробудившимся любопытством. — Пожалуйста. Мне хотелось бы многое узнать, особенно о первой герцогине, потому что это ее комнаты, и ее портрет все еще висит здесь вместо того, чтобы висеть в картинной галерее. Она, должно быть, была… прекрасна! И она была испанкой, не правда ли?
— О да — она была испанкой — очень красивой, очень юной. Герцог, ее муж, не мог ей ни в чем отказать. О чем бы она ни попросила — драгоценности, изящные платья, — она имела все. А тогда в нашей стране были трудные времена, синьорина. Очень трудные. И тогда у семьи было не так много денег, как сейчас, благодаря нынешнему герцогу, и иногда бывало совсем туго — но, право, герцогине стоило только пожелать, и все. Ее желание мгновенно исполнялось!
— За исключением свободы, я полагаю! — Что-то побудило Сару несколько сухо перебить Серафину.
История отличалась от той, которую ей ранее рассказывала сама Серафина. Бедная юная невеста — игрушка для герцога-тирана, который, подобно своему старшему сыну, принадлежал средневековью.
— Вы же говорили что он покидал ее одну в этом просторном палаццо, пока сам путешествовал и, без сомнения, навещал своих любовниц? Вероятно, в этих великолепных комнатах с мраморной ванной, солнечной террасой и широкой мягкой постелью она начала чувствовать себя как в тюрьме, бедная женщина!
На мгновение лицо Серафины напряглось, и Сара подумала, что, может быть, сказала что-то лишнее, и гадала, почему у нее вдруг замерло дыхание. Но, казалось, что старая женщина сказала слишком много и зашла слишком далеко, чтобы остановиться на том, что уже сказала, хотя ее последующие слова и прозвучали, как упрек:
— Синьорина не понимает! Все было не так, хотя это правда, что герцогиня забеременела вскоре после замужества. Тогда она и попросила себе эти комнаты, после чего ее муж герцог и начал часто уезжать по делам, хотя dottore был здесь, в резиденции, все время. Деньги необходимо делать, синьорина. А в те дни не было шумных летающих машин, которые могли здесь приземлиться. Путешествовать по дороге было очень, очень трудно и опасно. Banditi повсюду охотились на путешественников. Герцогиня была не в состоянии…
— Ну, а после… — настаивала Сара, сама не зная почему. — Несчастная молодая герцогиня умерла — можно сказать, убита — просьба о простой медицинской помощи была отвергнута ее мстительным мужем. Если бы он на самом деле любил ее, он бы простил.
— Если у вас будет новорожденный, которого надо кормить, и материнские заботы, вы захотите уехать от вашего ребенка, синьорина?
— Touche, Серафина. |