|
— Гребец из меня теперь, конечно, никудышный, но ноги послужить еще в состоянии.
— Что ж, я согласна. Тем более с играми мы еще не закончили, — ответила Пейдж, напустив на себя серьезность, чтобы не выдать замешательства.
Тем временем чувство неловкости у обоих пропало, и тот и другой вздохнули с облегчением. После пережитого напряжения проснулся аппетит, и Пейдж направилась изучать содержимое холодильника, а Клэй ушел переодеваться.
Она обжарила в кипящем масле тонкие ломтики красного сладкого перца, лук-порей и специи. В микроволновке поспел ярко-желтый рис, приправленный шафраном, а на столе появились приборы, длинный французский батон, бутылка минеральной воды без газа.
Клэй делал вид, будто чем-то занят на участке, но через каждые пять минут заходил на кухню, чтобы якобы что-то взять.
Наконец все было готово, и Пейдж, высунувшись из окна, позвала Рэйнольдса к столу. Она поймала себя на мысли, что все это напоминало семейную картинку. Ей стало невыносимо грустно от того, что на ее глазах разыгрывается всего лишь сценка из несуществующей пьесы, а этот мужчина, который сейчас сядет за стол, совсем чужой для нее человек.
Пейдж и Клэй не спеша прогуливались по берегу озера, наслаждаясь свежим воздухом, напоенным влагой.
— Я хочу кое о чем поговорить с вами, — собралась она с духом.
Конечно, ужасно не хотелось бы портить напоследок этот чудесный день, однако разговор был так же неизбежен, как смена времен года.
Мужчина внутренне напрягся, ожидая нечто, похожее на счастье.
— Речь о Бене Хокенсмите, — безжалостно разрушила его хрупкие мечты Пейдж.
С минуту Клэй молчал, стараясь не выдать своего разочарования. Какой же я болван, думал он. Возомнил о себе Бог знает что, решил, что эта девочка станет говорить со мной о любви. Я все-таки неисправимый идеалист. Она же врач. И как я мог рассчитывать еще на что-то?
— Мне казалось, что этот вопрос закрыт. — В его голосе звучал металл. Но настырная Пейдж и не думала робеть.
— Человек, о котором я говорила, к сожалению, не справился с задачей.
Раздосадованный, Клэй воспользовался запрещенным приемом.
— Мне кажется, доктор Конрад, вы пытаетесь переложить ответственность за судьбу юноши на чужие плечи.
— Клэй Рэйнольдс, я ведь не из обидчивых, жизнь кое-чему научила меня, — заметила девушка. — Так что не пытайтесь вывести меня из равновесия. Не получится. Я, видите ли, спинным мозгом чувствую, что вы именно тот человек, который может дать Бену импульс и заставить его ощутить вкус к жизни.
— Да откуда вам знать про этот импульс! — отбросив условности, вспылил Клэй. — Вы даже представить себе не можете, что я пережил, преодолел.
— Так расскажите, — успокаивающе, проникновенно, как это умеют делать лишь сестры милосердия, попросила Пейдж.
— Не сейчас, это долгая история. — Клэй опустился на корточки и подобрал округлый, отшлифованный водой камешек. Он смотрел прямо перед собой на неподвижную зеркальную гладь озера. Казалось, его лицо посерело, словно покрылось слоем пепла.
— Пообещайте мне, — нежно попросила Пейдж и присела рядом, — еще раз подумать над моей просьбой.
— Хорошо, — ответил он и бросил камень в озеро.
По воде один за другим расходились круги, а на горизонте клонилось к закату весеннее солнце.
4
Во вторник вечером Клэй разбирал свою библиотеку — точно слепой, водил пальцами по разноцветным корешкам прочитанных в юности книг.
А была ли она, эта юность, о которой он мог судить теперь лишь по фотографиям в домашнем альбоме? И читал ли он эти книги, начисто стершиеся из памяти?
Чувствовать себя человеком без детства, без юности было странно. |