— Маркус! — позвала Ифигиния. — Помоги мне!

 Он повернулся и бросился бежать через холл. Влетел в комнату и увидел, что Ифигинии удалось почти полностью сбить пламя. Лишь несколько оставшихся горящих языков вылизывали ковер.

 — Отойди! — Схватившись за край ковра, Маркус скатал его и тем самым остановил огонь.

 Ифигиния быстрыми ударами погасила последние слабые язычки пламени.

 — Ну, слава Богу! Маркус, что с ним?

 — Хоут мертв. Он упал с лестницы.

 — О Господи!

 Маркус зажег лампу на стене и оглядел комнату. Огонь, как ни странно, нанес ей весьма незначительный ущерб. Маркус перевел глаза на Ифигинию, все еще сжимавшую в руках его дымящийся фрак. Лицо ее было перепачкано сажей.

 — Ты обожглась?

 — Нет.

 Маркус вобрал воздух. Пахло паленой шерстью. Внезапно Маркус кое-что вспомнил.

 — Дай-ка мне взглянуть.

 Он взял из ее рук фрак и полез во внутренний карман, туда, где лежала новая усовершенствованная гидравлическая ручка. Поморщился, прикоснувшись к горячему металлу.

 — Гром и молния!

 — Что случилось?

 — Ничего страшного. Просто мне необходимо вернуться в лабораторию.

 Уже почти светало, когда Маркус вышел из дверей своей спальни и прошел в смежную комнату. Одинокая свеча освещала огромную постель.

 Пустующую постель.

 Новобрачная ждала его возле окна. Заслышав его шаги, она резко обернулась.

 Белая, отделанная кружевом ночная сорочка нежнейшего льна облегала стан Ифигинии. На голове красовался чепчик с пышными оборочками.

 В ее улыбке было столько счастья, что у Маркуса перехватило дыхание.

 — Ифигиния. — Он просто не мог найти нужных слов. Распахнул объятия — и она полетела к нему. Маркус поймал ее, подхватил, понес к постели и скользнул с ней под чистые, сладко пахнущие простыни. Он чувствовал себя целым, настоящим, пришел конец механическому человеку, собранному из тщательно смазанных колесиков и шестеренок.

 — Я люблю тебя, Маркус.

 Он прижал ее к себе, осыпая страстными поцелуями. Сжимая ее бедра, взял губами тугой сладкий сосок.

 «Господи, как же она прекрасна! — с благоговением подумал он. — Она словно создана для меня. И я ждал ее все эти годы — ее одну».

 — Держи меня, Ифигиния. И никогда не отпускай.

 — Никогда!

 Маркус не сразу смог понять чувство, охватившее его в тот миг, когда он вошел в горячие и тугие ножны ее тела. Он подумал, что это и есть человеческая радость…

 Ифигиния проснулась и поняла, что лежит одна на постели. Первые лучи утреннего солнышка заглядывали в окна, яркие блики пестрели на простынях.

 Ифигиния закрыла глаза и медленно потянулась. Тело ее хранило сладкие воспоминания о любви Маркуса — прекрасные воспоминания, наполнившие живым теплом каждую клеточку ее тела. Закрыв глаза, Ифигиния вновь почувствовала возбуждающие прикосновения сильных рук Маркуса к своей груди, бедрам, к местечку между ними.

 Странный тикающий звук вернул ее к действительности. Тиканье сопровождалось отчетливым скрежетом металлических колесиков.

 Чунка-чунка-чунка-чунка…

 Ифигиния подняла ресницы и увидела, что дверь между спальнями открыта. На пороге в черном шелковом халате стоял Маркус, прислонившись плечом к косяку. Темные волосы всклокочены. Скрестив на груди руки, он пристально смотрел на Ифигинию сверкающими янтарными глазами.

 — Доброе утро, Ифигиния.