|
Поэтому – а Лайм Риджис в ту пору (как, впрочем, и теперь) кишел сплетнями, как синий дорсетский сыр личинками мух, – что бы Сара в свое свободное время ни говорила, куда бы ни ходила, в сгущенных красках и в превратно истолкованном виде тотчас становилось известно экономке. Маршрут Сары – когда ее не заставляли раздавать трактаты – был очень прост; во второй половине дня она все гда совершала одну и ту же прогулку: вниз по крутой Паунд стрит на крутую Брод стрит и оттуда к Воротам Кобб, квадратной террасе над морем, которая не имеет ничего общего с молом Кобб. Там она останавливалась у стены и смотрела на море, но обычно недолго – не дольше, чем капитан, который, выйдя на мостик, внимательно изучает обстановку, – после чего либо сворачивала на площадь Кокмойл, либо направлялась в другую сторону, на запад, по тропе длиной в полмили, ведущей берегом тихой бухты к самому Коббу. С площади она почти всегда заходила в приходскую церковь и несколько минут молилась (обстоятельство, которое доносчица ни разу не сочла достойным упоминания), а потом шла по дороге, ведущей от церкви к Церковным утесам, чьи травянистые склоны поднимаются к осыпавшимся стенам на краю Черного болота. Здесь можно было видеть, как она, то и дело оглядываясь на море, идет к тому месту, где тропа сливается со старой дорогой на Чармут, ныне давно уже размытой, а оттуда возвращается обратно в Лайм. Эту прогулку она совершала, когда на Коббе бывало слишком людно, но если из за плохой погоды или по иной причине мол пустовал, она обыкновенно поворачивала к нему, доходила до его конца и останавливалась там, где Чарльз впервые ее увидел и где она, как полагали, чувствовала себя ближе всего к Франции. Все это, разумеется, в искаженном виде и в самом черном свете неоднократно доводилось до сведения миссис Поултни. Однако в то время она еще наслаждалась своей новой игрушкой и выказывала ей такое расположение, на какое только была способна ее угрюмая и подозрительная натура. Тем не менее она не преминула призвать игрушку к ответу. – Мисс Вудраф, мне сказали, что во время прогулок вас всегда видят в одних и тех же местах. – Под ее осуждающим взглядом Сара опустила глаза. – Вы смотрите на море. – Сара по прежнему молчала. – Я не сомневаюсь, что вы раскаиваетесь. В ваших теперешних обстоятельствах ничего другого и быть не может. Сара поняла намек. – Я вам очень благодарна, сударыня. – Речь идет не о вашей благодарности мне. Есть высший судия, и мы всем обязаны ему. – Мне ли об этом не знать? – тихо промолвила девушка. – Несведущим людям может показаться, что вы упорствуете в своем грехе. – Те, кто знают мою историю, не могут так думать, сударыня. – Однако они именно так и думают. Говорят, что вы ждете парусов Сатаны. Сара встала и подошла к окну. Начиналось лето, аромат чубушника и сирени сливался с пением черных дроздов. Бросив короткий взгляд на море, от которого ей приказывали отречься, она обернулась к хозяйке, неумолимо восседавшей в своем кресле, словно королева на троне. – Вы хотите, чтобы я ушла от вас, сударыня? Миссис Поултни внутренне содрогнулась. Прямота Сары еще раз потушила ее разгоравшуюся злобу. Этот голос, эти чары, к которым она так пристрастилась. Хуже того – она может лишиться процентов, которые нарастают на ее счету в небесных гроссбухах. Тон ее смягчился. – Я хочу, чтобы вы доказали, что вырвали из сердца этого… этого человека. Я знаю, что это так. Но вы должны это доказать. – Как же мне это доказать? – Гуляйте в других местах. Не выставляйте напоказ свой позор. Хотя бы потому, что я вас об этом прошу. Сара стояла, опустив голову, и молчала. Потом она посмотрела в глаза миссис Поултни и впервые после своего появления в доме еле заметно улыбнулась. – Я выполню ваше желание, сударыня. |
