— В таком случае я тяну на переводчика, — хмыкнул Гена. — К твоим трем прибавляю «ариведерчи», что означает «до свидания», «баста», что означает «хватит» и…

— Вспомнил! Амаретто — раз, Мадонна — два, папа римский — три.

— Пф! — фыркнул Гена. — Если я начну вспоминать спиртное, которое делают в Италии, и всех итальянских святых, ты будешь бледно выглядеть.

— Тише вы, остряки! — буркнул Щукин. — Лучше скажите: тут перед фамилией стоит частица ди. Ее надо употреблять или можно опускать?

— Насколько я понимаю, — пустился в рассуждения Гена, — это «ди» сродни французскому «де». Вот смотрите: «граф де Монте Кристо». А у нас — ди Монтеверио. Думаю, надо.

— Тсс! Кажется, соединилось…

Ребята подлетели к Щукину с обеих сторон, прильнули ушами к трубке.

— Si? — раздался в ней женский голос.

— Извините, я не говорю по-итальянски… — начал Щукин.

— А она вас не понимает, — съехидничал Вадик.

— Мне нужен синьор ди Монтеверио!.. — закричал Щукин в трубку.

— Она сказала «момент», что означает «ждите», — перевел главный знаток итальянского Вадик.

— Да тише ты! — шикнул Щукин, прикрыв трубку ладонью. Услышав бархатный мужской голос, он торопливо заговорил: — Это из России вас беспокоят… из прокуратуры города…

— О, Россия?! — обрадованно воскликнул синьор Монтеверио по-русски. — Да-да, я вас слушаю. Только говорите медленней.

— Помните наш музей и картину под названием «Любовница Синей Бороды»? Дело в том, что ее украли. Нам бы хотелось знать…

— Как вы сказали?! Украли мою картину? Вы не ошиблись?

— Да, украли. Ее не считают шедевром, поэтому нас удивила кража, ведь в музее хранятся более ценные вещи.

— Простите, ценность — понятие относительное. Моя картина очень ценная, думаю, грабители это узнали.

— Он второй раз сказал «моя»! — возмутился шепотом Вадик. — Что за жлобство? Эта картина — национальное достояние!

Архип Лукич замахнулся на помощника, показывая мимикой: если Вадик произнесет еще хоть слово, он ему врежет. Молодой человек отошел на безопасное расстояние.

— Вот и нам хотелось бы знать, в чем ее ценность. — Щукин замер, слушая тишину на другом конце провода. — Алло! Синьор Монтеверио! Вы слышите?

— Да-да, — ответил тот. — Я взволнован. Это ужасно. Я прилечу в Россию при первой же возможности. Будьте так добры, закажите номер люкс в вашем отеле.

— Благодарю вас, синьор Монтеверио! — Щукин не ожидал такой удачи. Продиктовав собеседнику свои телефоны, Щукин повесил трубку и отер лоб, взмокший от напряжения.

— Ничего себе! Запросто сядет в самолет и прилетит? — изумился Гена.

— Значит, бабок у него много-много, — сделал вывод Вадик. — А из вашей зарплаты, Архип Лукич, вычтут за телефонный разговор с Италией. И останется у вас бабок мало-мало.

— Ничего, посижу на диете, — усмехнулся Щукин. Он был очень доволен. — Что ж — тьфу, тьфу, тьфу, — скоро мы увидим сентиментального итальянца, который почему-то называет украденную картину своей. Но это ничего не значит, парни! Продолжайте поиски тех, кто работал в музее, меня интересуют новички.