Разговор этот Николай Егорович запомнил хорошо, и однажды, не в силах справиться с его любопытством, стал осторожно простукивать стенки камина. Жена сначала удивилась, а потом махнула на него рукой. Первое простукивание ничего не дало, но, как уже говорилось, Николай Егорович Примаков был человеком обстоятельным. Потратив на изучение камина целую зиму, он добился желаемого результата. Вскрыв старый дымоход, Николай Егорович вскоре нашел и тайник. Там лежал самодельный кожаный мешочек. Развернув его, Николай Егорович обнаружил аккуратную картонную папку с завязками. Открыв эту папку, он с недоумением пожал плечами: в ней лежали какие-то картинки — коричнево-серые на желтой старой бумаге.

 Картинки Николаю Егоровичу не понравились, но как человек отчасти начитанный (во всяком случае, во времена массовой периодики он почитывал журнал «Наука и жизнь») он предположил, что находка может иметь художественную или историческую ценность. Он руководствовался здравой мыслью, что не стал бы старый чекист так далеко прятать какую-нибудь ерунду. Поэтому он пока папочку прибрал в укромное место, а чуть позже, через одного знакомого подполковника, с которым изредка играл в шахматы, напросился в гости к знакомому этого подполковника, знатоку и коллекционеру живописи и других материальных ценностей.

 Коллекционер долго и внимательно рассматривал картинки, сказал что-то расплывчатое и предложил Николаю Егоровичу купить их все за триста рублей.

 Деньги были по тем временам очень солидные, но Николай Егорович, человек довольно наблюдательный, заметил, как у коллекционера сел голос и задрожали руки, а поскольку острой нужды в деньгах у Примаковых не было, Николай Егорович решил картинки пока поберечь; он их аккуратненько собрал, уложил в папочку под страждущим взглядом знатока и поскорее ушел домой, потому как страждущий этот взгляд и особенно появившийся в нем нехороший блеск очень ему не понравились.

 А вышеупомянутый знаток и коллекционер по уходе Николая Егоровича напился сначала валерианки, потом коньяку, потом позвонил своему знакомому подполковнику и аккуратно его о Николае Егоровиче расспросил, а вечером, встретившись со своей любовницей, молодой эффектной брюнеткой, в минуту недолгого успокоения после бурных ласк сказал ей мечтательно и задушевно:

 — Чего только не бывает на свете! Пришел ко мне сегодня старый хрыч, вынимает канцелярскую папку с тесемками, посмотрите, говорит, мои картиночки. Я думал, там у него теткины образцы для вышивки, а он вынимает оттуда шесть офортов Рембрандта! Я чуть дара речи не лишился! Продайте, говорю, за триста рублей! А этот жук навозный, видно, что-то почувствовал и быстренько все в папку сложил и ушел.

 Подруга посмотрела на него с задумчивым интересом и проронила:

 — Не умеешь ты, дружочек, чувства свои скрывать. У тебя все на лице написано, вот и упустил старикана. Как его хоть звать-то, узнал?

 Сама подруга коллекционера чувства свои скрывать умела очень хорошо.

 Взять, к примеру, неожиданную бурную страсть к стареющему коллекционеру, прямо скажем, не очень похожему на Алена Делона… А шесть офортов Рембрандта — это очень серьезно. Из-за них можно не только на бурную страсть, но и на кое-что похуже решиться…

 В детстве Оксаны Кривошеиной не было ничего интересного, в юности, пожалуй, тоже. Она этот период своей жизни вспоминать не любила. Родилась она в городе Череповце, где жила вдвоем с матерью до самого своего отъезда после окончания школы. Мать работала, растила дочку одна, мужья у нее были, но как-то никто не задерживался надолго, потому что у матери был очень скандальный характер, даже Оксана, ее родная дочь, не могла переносить ее в больших количествах.