– Да бог ее знает? – завелся Носов. – Кости в руках и ногах вроде бы целы, а что там внутри, вскрытие покажет…

Очкастый дядя позеленел и отрывисто приказал:

– Везите в Склифосовского, там разберутся.

– Попробуем, – сказал Носов, – но восемьдесят первая ближе.

– Везите, не рассуждайте! И чтоб довезли!

Носов протянул руку и захлопнул дверь, мужик начал его раздражать. Умница Морозов умудрился поставить иголочку в венку и начал капать кровезамещающий раствор…

– Поехали, Толик! Гони! Чтоб через полчаса были в Склифе!

Толик в два приема развернул рафик и погнал…

Они ехали тридцать пять минут. Во время перегрузки на каталку Склифа у нее остановилось сердце. Носов ввел внутрисердечно адреналин, стукнул, качал непрямой массаж, пока катили ее по коридору к реанимации, там ей разрядили дефибриллятор пять, шесть, семь киловольт – без толку. Девушка потеряла много крови из-за внутреннего кровотечения… «А если б мы все-таки не послушались этого пердуна в золотых очках и повезли в восемьдесят первую, черт его знает?.. – думал Носов. – В конце концов, он ведь и фамилии даже не назвал… Можно было бы послать его куда подальше… А там что – они ждали нас с банками крови? Конечно же нет! Так что так и так шансов у нас не было… И у нее».

Отзвонившись из Склифа, они получили приказ ехать на подстанцию… «У меня ни одной бригады, – сказала диспетчер, – и пачка вызовов…»

На подстанции им сразу дали вызов. «Рутина» – как говорил Носов. Вилечка сидела в кухне и подновляла макияж. Носов полюбовался ею несколько секунд, она краем недокрашенного глаза увидела его и проговорила невнятно: «Сейчас, сейчас…» Носов подождал минутку, пока она доведет начатое дело до конца. Вилечка встала и прошлась походкой фотомодели, дразня Носова, тот поймал ее за талию, пользуясь моментом, что никого нет, и, чмокнув в щечку, шепнул: «Беги в машину, я сейчас…» В руке он держал карточку с последним вызовом за эти безумные сутки.

В машине Вилена доводила Морозова:

– Володя! Владимир Владимирович! Вовочка!

Морозов опять лежал на верхних носилках, он на них залез, еще когда выезжали из Склифа. «Поспать, когда есть время, – это святое», – говаривал Морозов и действовал согласно этому правилу… Вилечка тыкала кулачком в брезентовое дно носилок в проекции ребер Морозова, и тот наконец сдался:

– Ну что тебе, егоза?

– А говорят, это ты самолет уронил!

– Ага! Щазззз! С чего это?

– Сашка Костин сказал, что ты наколдовал, чтобы он упал.

– Да ладно чушь молоть! – Морозов разозлился. – Что ты сплетни собираешь?

– Он сказал, что ты, когда ложился, произнес: «ЧТО-ТО САМОЛЕТЫ ДАВНО НЕ ПАДАЛИ!» – произнесла Вилена гробовым голосом.

– Я не помню! Ну и какое имеет значение?

Носов привел Толика и садился в кабину. Услышав последнюю фразу Морозова, он спросил:

– Во сколько упал самолет?

– В четыре тридцать пять – четыре сорок, – ответил Морозов.

– А ты во сколько лег? – уточнила Вилечка.

– Я что, помню?

– Мы приехали с последнего вызова в четыре двадцать пять, – сказал Носов, подыгрывая Вилечке, – пять минут, чтоб постелиться и лечь, вот и выходит, что, кроме тебя, некому… Морозов, ты – террорист!

– Ну вас к лешему, – обиделся Морозов.