Наклонившись вперед, она обеими руками схватила оконную раму и с такой силой захлопнула ее, что Лайон еще долго стоял под каштаном, потирая челюсть и растерянно улыбаясь.

Глава 11

Восхитительные запахи готовящейся пищи заполнили просторную, хорошо оборудованную кухню, и Миген мечтательно улыбнулась. На вертеле жарились три упитанных цыпленка, а из печи доносился аромат выпекаемого хлеба.

Миген сидела вместе со всеми за кухонным столом. Уикхэм, Смит и Миген наводили глянец на серебряную утварь, а Брэмбл руководила прислугой на кухне, с поразительной скоростью резала картофель и вела безостановочный монолог, прерываемый лишь шипением падающих в огонь капель цыплячьего жира.

Смит и Уикхэм сидели по одну сторону стола, время от времени сближая свои руки. Миген впервые обратила внимание, как Смит смотрит на Уикхэма, и обо всем догадалась. Смысл сияния ласковых, как у газели, глаз Смит не вызывал у Миген никаких сомнений. Смит и Уикхэм говорили мало и обменивались словами только между собой, и поэтому Брэмбл обращалась большей частью к одной Миген.

— Если бы вы спросили меня, я бы сказала, что это позор! — воскликнула она, и Миген вопросительно посмотрела на нее:

— Что вы имеете в виду, мадам?

Брэмбл наклонилась к ней, поджав тонкие губы.

— Театр! — прошипела она. — Мне сказали, что два дня назад приняли законопроект о театре. Это грех! Наш город славился чистотой морали. Но вот сделан первый шаг, чтобы подорвать ее. Запомните мои слова!

— Как удивительно пахнут цыплята. — Миген попыталась перевести разговор на другую тему. — Я так восхищена вашим умением управляться на кухне.

— Для меня это обычная, трудная работа, — фыркнула повариха. — Я предана ей. Совсем по-иному, чем здешние люди. Бывает время, когда совесть пилит меня за то, что я работаю на них.

— На кого? На Бингхэмов?

— А на кого же еще? Они дурные люди, ибо их образ жизни далек от целомудрия. Мне становится просто худо, когда в доме все это начинается… — Ее нож на мгновение замер в воздухе, а потом Брэмбл снова стала быстро резать картошку. — Я не верю распространяемым побасенкам, но это уже так или иначе общеизвестно.

— Простите, кого вы имеете в виду?

— Маркуса Римса. Этого презренного нечестивца. Я говорю об этом лишь в надежде, что вы, будучи горничной госпожи Уэйд, сумеете ей помочь.

Миген показалось, что часть разговора она пропустила мимо ушей. «Маркус Риме и Присцилла? — размышляла про себя Миген. — Всего два дня прошло с того времени, как Лайон Хэмпшир провел со мной почти весь день».

За это время Миген болезненно осознала «прелесть» своей новой жизни. От волнующей игры в маскарад теперь ничего не осталось. Она превратилась в простую служанку, работающую от рассвета до сумерек, а потом и поздней ночью, но имея ни времени, ни возможности выяснить новые сведения о Присцилле. В любом случае бывшая подруга теперь уже не доверяла ей свои секреты. Видимо, Присцилла забыла, что они некогда были близки, как сестры, ибо ее отношение к «служанке» стало таким же высокомерным, каким было и отношение Энн Бингхэм.

И без того угнетенное состояние Миген ухудшалось из-за того, что после вечернего разговора с Лайоном Хэмпширом она виделась с «хозяином» лишь мельком. Могло ли быть так, что Лайон принял ее слова на веру?

Миген уговаривала себя, будто она была бы рада избавиться от Лайона, напоминала себе, что он наглый и самонадеянный мужчина.