– Это о Мусе, да?

Долли кивнула, и в горле у нее неожиданно пересохло.

– Твоя мама была хорошим человеком, – начала она. – И я не хочу, чтобы ты думала, что то, что произошло, было ее виной. Во всем была виновата я. И, клянусь Богом, я не прошу тебя о прощении. Я сама не могу простить себя за это. Знаешь, я совершила ужасную вещь… и это разрушило карьеру твоей матери и разбило ее сердце. Я хочу, чтобы ты знала об этом.

– Ты не должна так говорить, – перебила ее Энни. – Я очень долго гадала, что произошло между Мусей и тобой. Из-за чего она не разговаривала с тобой в течение стольких лет. Но сейчас… – Она замолчала, как бы стараясь подобрать нужные слова. – Я знаю только одно, что бы это ни было, мои чувства к тебе не изменятся. Ведь я не моя мать, – мягко добавила она. – И не мне судить о том, что произошло между вами. И, что бы это ни было, почему ты считаешь, что виновата в том, что произошло… Она сама сделала свой выбор. Я любила ее. Она была моей матерью. Но она не была идеалом.

У Долли отлегло от сердца, как будто ее захлестнуло огромной волной. Ей вдруг показалось, что то пятно, которое она годами старалась удалить и которое никак не отмывалось, неожиданно исчезло.

– Я тоже любила ее – сказала она. И какое это было счастье – произнести эти слова и при этом не чувствовать себя лицемеркой.

– Я знаю. Иначе бы я не была здесь.

36

Лорел смотрела на цветы в руках Долли, которая в ярко-красном наряде шла вверх по лестнице небольшой церкви Воскресения на Восточной Седьмой улице. Огромная широкополая шляпа с кремовой лентой была надета чуть набок на ее заколотых вверх платиновых волосах, украшенная жемчужинами вуаль прикрывала глаза и делала ее похожей на кинозвезду сороковых годов. Она не сводила взгляда с украшенного огромным количеством свежих роз алтаря, где ожидая ее стоял Анри, очень уверенный и спокойный. Он был в светло-серой визитке и жилетке.

Но Лорел понимала, что удивительный свет, излучаемый Долли, исходил не от ее яркого платья или экстравагантной шляпы. Этот свет исходил от лица Долли, ее улыбка озаряла темное помещение церкви, как будто она за завтраком проглотила целое солнце.

Сидя на жесткой скамейке недалеко от алтаря, Лорел почувствовала, как у нее сдавило горло. Она счастлива за Долли. Очень счастлива. Никто не заслуживал счастья больше, чем Долли. Но ей сдавило горло совсем не поэтому.

Она бросила взгляд на Джо, который сидел через проход от нее. Рядом с ней все время ерзал Адам и шепотом спрашивал:

– Почему папа не сидит рядом с нами?

– Потому, – шепнула она ему в ответ.

Вряд ли это было подходящее время для того, чтобы опять объяснять Адаму все сначала, и, кроме того, она была очень расстроена. Ей было еще тяжелее видеть Джо здесь. Может быть, именно поэтому Долли решила, что у нее не будет свиты. Она понимала, как тяжело будет Лорел идти в свите во время бракосочетания, когда ее собственный брак только что распался.

Краем глаза глядя на Джо, она почувствовала, как у нее защемило сердце. Он подстригся. Один бак был подстрижен короче другого, на нем был костюм, которого раньше у него не было.

Прошло одиннадцать с половиной месяцев, а ее всю трясет, когда она видит его… или слышит его голос по телефону. Собираясь иной раз позвонить Долли или Энни, она вдруг начинала соображать, что набрала по ошибке его номер. А та старая рубашка, про которую сказала, что не может найти, на самом деле у нее.