– Тебе повезло. Четыре сломанных ребра и сильное сотрясение мозга, очень сильное. Но ты ведь сильная, ты справишься с этим.

– Так почему у меня такое ощущение, что по мне проехала сотня машин?

Анри засмеялся:

– Отлично! Ты можешь шутить – это хороший знак.

– О, оставь. – Она попробовала пошевелить ногами и ощутила страшную боль, схватила Анри за руку, потому что у нее опять закружилась голова. Цветы на столе рядом с кроватью начали качаться, как будто на них подул сильный ветер.

– Лилии, – невнятно произнесла она, понимая, что находится в таком полупьяном, бессознательном состоянии из-за обезболивающих. Ей казалось, что ее голова оторвалась от туловища. – Они бесцветные. Я не выношу лилии.

– Да, ma poupée, мистер Фельдер не знает тебя так хорошо, как я. В день нашей свадьбы я подарю тебе ярко-красные и желтые розы… ты будешь вся в красном. – Он замолчал, а глаза его наполнились слезами. – На тебе будет красное платье, как в тот день, когда ты впервые вошла в мой магазин.

Что он говорит? Или, может быть, из-за лекарств и боли она не расслышала, что он говорит? Или он действительно попросил ее выйти за него замуж?

– Анри… ты?..

– Нет… пожалуйста, позволь мне сказать тебе. Я слишком долго собирался это сказать… и, возможно, ты больше не хочешь услышать это. Но я действительно хочу, чтобы ты стала моей женой. Я ушел из «Жирода», и это означает, что и тебе придется уйти из нее. Как ты думаешь, мы смогли бы вдвоем начать все сначала?

Лицо его было суровым, и морщины вокруг глаз и рта выделялись сильнее, чем когда она видела его в последний раз. Он выглядел усталым… и даже испуганным, как будто не осознавал, какой драгоценный подарок делает ей.

Долли старалась преодолеть опять нахлынувшую на нее волну головокружения, чтобы сказать Анри то, что она мечтала сказать ему вот уже шесть лет. Она хотела сказать ему, что ни один мужчина – а у нее была возможность сравнивать – не годился ему в соперники. И это не имело значения, что им придется начинать с нуля, она знала, что каждая минута будет для нее счастливой. И, конечно, она хотела видеть его в своей квартире, в своей постели, его зубную щетку в шкафчике, его халат рядом со своим в ванной и даже ощущать кислый запах его сигарет «Голуаз».

Ее сердце бешено колотилось, и каждый удар приносил ей нестерпимую боль, но это не имело значения. Она поправится. Голова перестанет кружиться. Самое главное было заставить себя произнести эти слова…

Но Долли смогла только произнести:

– Попробуем.

Через три дня, когда Долли сидела на кровати, потягивая имбирный эль, и думала о том, означает ли ее страшное желание поскорее покинуть это мрачное место, что она поправляется, в палату вошла Энни.

– Привет, – сказала племянница и прежде, чем поцеловать ее в лоб, положила несколько журналов в блестящих обложках на столик рядом с кроватью Долли. На ней были кремовые шерстяные брюки и кораллового цвета свитер.

– Я думала, что ты захочешь что-нибудь почитать, кроме бульварных газет. Я встретила разносчика газет около соседней палаты. Что бы ни было в этих журналах, это лучше, чем «Женщина, изнасилованная инопланетянами и родившая двуглавого ребенка».

– Дорогая, ты ведь знаешь старую пословицу… две головы лучше одной. – Долли рассмеялась.

Энни прыснула от смеха и зажмурила глаза.

– Похоже, ты себя сегодня лучше чувствуешь.

– Несравнимо лучше, – сказала Долли. Энни навещала ее каждый день, иногда даже два раза в день, и всегда приносила что-нибудь, чтобы порадовать Долли: то букет желтых хризантем, то корзиночку с малиной от Бальдуччи, то ее любимую помаду «Джангл Фивер».