– Еще!

Еще два взрыва.

– Еще!

Еще…

Тонущий дромон уже погрузился по бортовые ограждения. Теперь казалось, будто две мачты со свернутыми парусами и две надстройки – кормовая и носовая – торчат прямо из бурого месива.

Экипаж корабля был обречен: оплетенная водорослями каравелла никак не могла ему помочь. Но серия подводных взрывов все же отогнала тварей. Одна рыбина, перевернувшись, даже всплыла посреди растерзанного бурого ковра, подобно огромному бревну. Три раззявленных пасти на белесом брюхе. Четыре нижних плавника – таких же больших и острых, как верхний «гильотиновый» нож. Бугристая шершавая шкура, небольшие, но частые шипы…

Перегнувшись через борт, брат Хуан глянул в бульон из водорослей, воды и крови, пытаясь разглядеть там хоть какое-то движение.

Но смотреть надо было не вниз, а…

– Пти-и-ица-а! – вдруг истошно заорал кто-то. И не понять – то ли радостно, то ли испуганно.

Брат Хуан поднял голову вверх.

«Птица? – промелькнула в голове мысль. – Значит, берег все-таки близко. Птицы не летают далеко от суши».

Но уже в следующее мгновение, когда брат Хуан осознал, что именно падает на них сверху, он пожелал оказаться подальше от берега, на котором гнездится такая…

– Пти-и-ица-а! – снова разнеслось над бескрайними полями бурых водорослей. Теперь уже не было никакого сомнения: кричали не от радости – от ужаса.

Тень огромных крыльев заслонила солнце. Раздался клекот, похожий на бомбардную канонаду.

* * *

Птица? Разве бывают на свете ТАКИЕ птицы? Даже теперь, когда бывает всякое. Даже в этом грешном мире, усеянном Сквернами?

Тело у «птички» было раза в два больше корпуса каравеллы, а размах крыльев – с десяток ее парусов.

Казалось, на мореходов обрушилась часть неба, вдруг обретшая крылья и покрывшаяся бело-голубыми перьями.

Казалось, огромное облако – не легкое и воздушное, а утяжеленное, словно подводные бомбы – не удержалось в общей курчавой мозаике и свалилось на корабли Святой Инквизиции.

Брат Хуан успел заметить лапы толщиной с мачту и выпущенные когти – длинные, острые и изогнутые, словно ветви мутировавшего дерева. Еще он рассмотрел голову – странную, совсем не птичью, торчащую из перьевой гривы, словно из доспешного ворота. Голый, как у грифа, череп, но вместо вытянутого клюва – приплюснутая, покрытая защитными роговыми наростами морда, отдаленно напоминающая человеческую, или, скорее – обезьянью. На этой жутковатой морде, лишенной какого бы то ни было выражения, тремя пятнами выделялись глаза и широкий… рот? Нет – пасть с выступающим наружу рядом нижних зубов.

– Огонь! – заорал брат Хуан. – По птице – пли!

Кто-то успел выстрелить из аркебузы, кто-то выпустил арбалетный болт, но летающая тварь, похоже, даже не заметила этого: пробить ее плотное оперение стрелкам не удалось.

Птица атаковала. Брат Хуан поднял меч, захлебываясь собственными командами и готовясь не к бою даже – к достойной смерти.

Первый удар крылатого монстра пришелся в тонущий дромон. И удар этот оказался еще страшнее, чем те, что наносили плавающие «гильотины». Крепкие мачты, выдержавшие бури и стычки с морскими тварями, переломились как щепки. Птица штормовой волной пронеслась над палубой, уже почти погрузившейся в воду и водоросли.

Выступающие зубы нижней челюсти словно вилы подцепили двух человек и мгновенно располовинили обоих.