— Ты не толкайся, давай по-честному! — счастливо посмеиваясь, говорила Аня, Семкина жена.

— А я… и не толкаюсь… — задыхаясь, по-видимому, от щекотки, отвечал Семка. Слышно было, как он вьюном вертелся в постели, ускользая от ее рук. — Щекоти, щекоти… Вот так вот одного тоже жена щекотала… Городскую такую моду взяла… А потом пришлось горючими слезами обливаться…

Он загадочно умолк.

— Ушел, что ли? — фыркнула Аня.

— То-то и оно, что ушел… — сурово отвечал Семка. — Лично я из Кустаная похоронный оркестр привозил… А мужик был в два раза здоровее меня.

Посмеялись еще, притихли.

«Пора ребят поднимать», — подумал я и вздохнул.

Потом закутался с головой, и вдруг все как-то поплыло вниз и влево, заструилось, а потом и вовсе исчезло.

Когда глаза мои снова открылись, в лицо мне било зеленое солнце, а где-то над ухом тоскливо свистели цыплята.

«Что за черт? Кто выпустил цыплят?» — подумал я, высунув голову наружу, и остолбенел. Над лицом моим, качаясь, склонились огненно-зеленые листья. Солнце пропитало их насквозь, видно было каждый волосок на мохнатых зубчиках.

— Ну, вы, кончайте, в самом деле, — пробормотал я.

И в это время дунул легкий ветерок, одна из веток склонилась, и шершавый листок мягко, как языком, провел по моей щеке.

Крапива!

Я птицей выпорхнул из мешка и уселся на пригретый солнцем брезент, очумело глядя по сторонам. Зеленый прямоугольник чехла был малюсеньким островком в огромном море крапивных джунглей. Могучая, по пояс крапива колыхалась метров на двадцать вокруг — чуть ли не до самого горизонта. А я сидел на спальном мешке, как Робинзон Крузо, в одних трусах. И это была не старая, умирающая крапива, которую я могу рвать голыми руками. Цепляясь за брезент волосиками, на мой мешок вползали молодые светлые побеги. Они нежно шевелились и, как живые, тянулись к моим пяткам.

Я подобрал ноги под себя.

— Подлецы, — сказал я беспомощно. — Через весь поселок не поленились нести…

Рядом что-то зашуршало. Я вскочил как ужаленный. Из-за толстых волосатых стеблей степенно вышла белая курица. Она склонила голову набок, задумчиво оглядела меня и, проворчав что-то, удалилась.

— Ну ладно, погодите…

До Криса Левка не посмел бы сделать ничего подобного: я бы его просто морально уничтожил. Значит, они были в сговоре против меня?

Мне было обидно до слез. Щека горела. Я вынул из мешка белый подматрасник, накинул его на себя и, запахнувшись, как бедуин, сделал первый шаг сквозь бурьян.

Левка и Крис сидели на лавочке у калитки и, злорадно улыбаясь, проверяли нивелир. Точнее, проверял Крис, а Левка лишь подобострастно заглядывал через его плечо: Крис очень дорожил этим прибором, похожим на ручной гиперболоид инженера Гарина.

— Обрати внимание, Крис, — кивнул в мою сторону Левка. — По кладбищу люди ходят…

— Ну что ж, — спокойно возразил Крис. — Это бывает.

— Скоты, — сказал я сквозь зубы и прошел мимо.

— И мы же еще и скоты, — лицемерно вздохнул Левка. — А ведь мы могли погрузить его тело в Тобол!

— Подай-ка мне отвертку, дружок, — холодно сказал ему Крис и, не поворачиваясь в мою сторону, спросил: — Ты не обижаешься, Алик?

7

Потолок залитой солнцем комнаты вздрогнул и сломался пополам. Из сверкающего зеркала на меня смотрел полуголый субъект в темных очках и нежно-голубых шароварах. На голове у него красовалась клетчатая чалма, свернутая из красно-зеленой ковбойки.