— Открой глаза… — прошептал он. — Я хочу видеть твои глаза.

Я открыла глаза и стала смотреть в его черные расширенные зрачки. Уже не было пути назад, и сладкая оглушающая волна поглотила меня. Я закричала. И через миг застонал он, и его счастливое рычание, сладкие конвульсии, потрясшие его тело отозвались во мне новым всплеском немыслимого наслаждения.

Теперь настала пора благодарной и тихой нежности. Это самые сладкие и счастливые мгновения любви. Это восторг полнейшей завершенности — так художник, сделав последний мазок на полотне, замирает, охваченный счастьем от совершенного им чуда.

— Я так люблю, когда мужчина кричит в момент своего оргазма. Это прекрасно, — сказала я.

— А что, бывает и по-другому? — удивился Олег.

— Да, все вы делитесь на кричащих и на проглатывающих, словно бы скрывающих свое наслаждение.

— Как интересно, а я и не знал, — засмеялся он.

Олег встал и принес шампанское и сигареты.

— А у меня есть для тебя сюрприз, — улыбнулся он и дотянулся рукой до дипломата. — Послезавтра мы летим с тобой в Прагу. Прямо из Казани, чартером, — он вытащил два авиабилета.

— Я покажу тебе этот город, мы будем жить в самом лучшем отеле, я уже заказал там люкс, мы будем есть в самых шикарных ресторанах, я покажу тебе Градчаны и Вышеград, мы поедем в средневековые замки… Я знаю там каждый камень. Или, если ты захочешь, целыми днями мы будем любить друг друга и нам будут приносить в номер еду и выпивку… Ты ведь полетишь со мной в Прагу?

— Да, я полечу с тобой в Прагу, — засмеялась я, и глаза стали наливаться слезами. Это были слезы счастья и восторга, и в то же время это были слезы печали, жалости и прощания со всей моей прежней жизнью. С Фаритом, который был ни в чем не виноват. С Крисом, которого я потеряла навсегда… Я поняла, что я наконец сделала свой выбор. Что я должна наконец сообщить об этом Фариту, и больше не имею права малодушно молчать и притворяться, что отношения с Игнатьевым укладываются в рамки моих обычных любовных приключений.

— Верь мне, Янка. Я никогда никого так не любил. Ты — моя женщина. Ты навсегда моя женщина, и мне никто не нужен, кроме тебя. Я мужик, я даже интеллигентом себя не считаю. Я простой, но сильный мужик, и я знаю, что и зачем я делаю. Я устроил свою жизнь так, что я абсолютно свободен. Я хочу, чтобы и ты была свободна. Чтобы над тобой не стояли подонки-начальники. Чтобы ты не мучила себя написанием лживых статей. Я хочу, чтобы ты писала то, что ты хочешь. Чтобы ты не врала своему мужу. Чтобы ты не копила деньги на какую-нибудь понравившуюся тряпку. Я дам тебе эту свободу. Тебе и твоему сыну. Я буду любить твоего сына, ведь он кровь твоя и плоть…

Я слушала его, и слезы тихо катились у меня из глаз.

— Не плачь, мое солнышко, я не дам тебя в обиду. — Олег обнял меня и положил мою голову себе на плечо.

Мы долго лежали так, словно боясь спугнуть окутавшую нас беспредельную нежность.

Накинув большой, тяжелый халат Олега, я вышла в ванную. Взгляд мой упал на мое отражение в зеркале, и я поразилась своей отточенной и словно бы еще ярче вспыхнувшей красоте. Я всегда это замечала, и меня это всегда поражало — как преображает женщину любовь, любовь с тем, кого она сама любит и желает. Из просто женщины, из куска неоформленной глыбы мужчина, словно гениальный ваятель, вырезает, вытачивает божественную и совершенную красоту. Я улыбнулась самой себе. Была ли я раньше такой красивой? Буду ли я еще такой же красивой?

Когда я вернулась, Олег, лежа и держа в одной руке бокал, рассматривал какую-то бумажку. Это была записка Алика, которую тот оставил у телефона.

— Моя семья путешествует по Андалузии.