— Сбой в программе? — вставила Дина. — Илюша, мне кажется, вы с Людой увлеклись. Не могла программа быть такой… разболтанной. Код был скрыт. Все странности, происходившие раньше, вроде этой, с хоббитами, можно, конечно, приписать спонтанному чтению Кода, но тогда это — свидетельство его ненадежности…

— Да, есть противоречия, — согласился И.Д.К. — Сам вижу. Фантастические миры, о которых я говорю, стали популярными в Штатах где-то в шестидесятых годах, и до конца девяностых интерес держался на высоком уровне. Писали об альтернативных мирах не только Ле Гуин или Херберт, но множество других авторов. Вообще, видишь ли, опасно что бы то ни было объяснять единственным фактором, пусть даже и очень мощным. Честно говоря, меня все это не волнует. По крайней мере, сейчас.

— Тебя волнует, — сказала Людмила, — где мы проведем ночь, где мы вообще будем жить, в какую школу станет ходить Андрюша?

— Вот именно. И еще — люблю, например, лежать на диване и смотреть телевизор. Новости или кинофильм. Где здесь диван? И где телевизор? Как я узнаю о том, что происходит за сто километров отсюда? Вчера и утром обо всем этом не думалось, слишком много впечатлений. Новый мир… Как начинаю думать, что это — навсегда…

— Хочется назад, в Иерусалим?

И.Д.К. помолчал.

— Нет, ты знаешь, не хочется. Если ты о ностальгии, то ее нет. Может, пока нет. Код должен был такие вещи предусматривать. Хотя… Кто может сказать, что предусмотрел и чего не предусмотрел Код…

— Ребята, — сказала Людмила. — По-моему, вы вообразили, что нам тут жить вчетвером. Илья — главный муж, а мы… Диночка, я не против быть просто другом дома. Но вы забыли — за нами идет народ. Не пойдет, а уже идет. Вас не было на Земле полгода. В тот день, когда ушел Мессия… Уходили миллионы. И не только евреи. Где сейчас все эти люди? И что станет с ними — здесь? Это же поломанные судьбы, жизни…

— Когда евреи уходили из Египта, тоже наверняка сломались тысячи судеб, — сказал И.Д.К.

— Ребята, я читала Библию. Евреи знали, от чего уходят. Это был не инстинкт, не какой-то там Код, с которым нет сладу. Они боролись за свой уход, вроде наших диссидентов и отказников. А сейчас все иначе…

— Знаешь, Люда, я склонен больше полагаться на разум инстинкта, чем на разум сознательного поступка. Наши отказники стремились в Израиль сознательно, а там, приехав, разочаровывались, и не было у них тормоза от разочарования, потому что все шло от разума, поступок был осознан. Именно потому он был поступком. А если бы их вел инстинкт, на новом месте им было бы куда проще.

— Может, ты и прав, — пожала плечами Людмила. — Я не о себе говорю, а о других, кто придет следом. Мне здесь хорошо. Я не анализировала — почему. Но хорошо. Спокойно. А ты, Илья, это вполне серьезно — о телевизоре и диване? Тебя это гложет?

— Нет. Просто думается — хорошо бы телевизор. Но чтобы из-за этого впадать в панику…

— Мама, — сказал Андрей, глядя в сторону леса, — там какие-то люди.

Обе женщины отреагировали одинаково — сделали шаг вперед, и Андрей оказался у них за спиной. Из полумрака на открытое место вышел человек — высокий мужчина лет пятидесяти в черном костюме-тройке. За ним шла женщина, одетая столь же изысканно — на ней было вечернее платье, сиреневое с блестками, шею украшало жемчужное ожерелье.