Пижон, играющий роль пажа, слегка покашливает. Королева Забо всем корпусом поворачивается к нему:

– Что, Готье, разве не ерунда? Вы же сами говорили!

И снова мне:

– Послушайте, господин Малоссен, никакая это не книга. Единой эстетической концепции нет и в помине, вы расползаетесь во все стороны и в итоге никуда не приходите. И вы никогда не напишете лучше. Так что бросьте это дело, ваше призвание не в этом!

Паж Готье готов сквозь землю провалиться. Мне же она начинает действовать на нервы, Королева Забо.

– Вот оно, ваше призвание!

Она бросает мне на колени номер «Актюэль», вытащенный неизвестно откуда. Она же вошла вроде с пустыми руками!

– Вы даже не представляете, как нужны такие люди, как вы, в любом издательстве! Козел отпущения – да я за него Бог знает что готова отдать! Понимаете, господин Малоссен, мне уже вот так обрыдло выслушивать всю ту ругань, которая выливается на мою голову!

Она смеется долгим пронзительным смехом, как будто что-то выливается из нее помимо ее воли. И внезапно иссякает.

– Литературные подмастерья, которые убеждены, что их плохо читают, писатели-новички, утверждающие, что их плохо издают, маститые прозаики, недовольные тем, что им плохо платят, – все меня ругают, господин Малоссен! Нет ни одного, понимаете, за двадцать лет работы я не встретила ни одного, который был бы доволен своей судьбой!

Королева Забо производит впечатление девочки-вундеркинда пятидесяти годков, которая никак не может свыкнуться с тем, что она быстрее всех решает задачки. Но это еще не все. В ее наигранной веселости что-то неизлечимо грустное. Что-то грустно покоящееся под наэлектризованной массой задообразного лица.

– Вот, пожалуйста, господин Малоссен, не далее как на прошлой неделе заявляется тут один начинающий. За два месяца до этого он нам послал свою рукопись и теперь пришел узнать, что мы о ней думаем. Было девять утра. Присутствующий здесь Готье (Готье, вы еще здесь?) принимает его в своем кабинете и, толком не проснувшись, отправляется искать его карточку с отзывом в мой кабинет, хотя на самом деле она была у него. Пока он ходил, тот, естественно, принялся шарить в его бумагах и наткнулся на свою карточку, на которой я написала: «Полное говно». В своей среде мы, знаете, высказываемся коротко и по существу. Роль Готье как раз и состоит в том, чтобы разворачивать суть. Короче, этот отзыв вовсе не предназначался для того, чтобы его читал автор рукописи. Так вот, господин Малоссен, как вы думаете, что же он сделал, этот самый автор?

(Ммм… да, я как-то…)

– Пошел и бросился в Сену, как раз напротив нас, вон там.

Молниеносным жестом она показывает на окно с двойной рамой, выходящее на реку.

– Когда его вытащили, при нем была карточка с отзывом, подписанным моим именем. Представляете, как неудобно!

Все, я понял, что в ней не так, в Королеве Забо. Когда-то она была девочкой, которая страдала за все человечество. Такой нервный подросток, носительница метафизической скорби бытия. Когда эта скорбь стала настоящей мукой, после долгих колебаний она постучалась к модному психоаналитику. Тот сразу же почуял, что это милое дитя страдает избытком человечности. И, уложив ее на кушетку, он понемногу, сеанс за сеансом, искоренил это ее странное свойство, а на его место заложил обыкновенную общительность. Вот что она такое, Ее Величество Забо, – жертва психоанализа. И когда она ест, полнеет только голова, а тело остается худым. Я уже встречал таких; они все на одно лицо.

– Так вот, чтобы избежать подобных неприятностей, я вас ангажирую, господин Малоссен.

(Меня? Но я свободный человек!)

Молчание. Рентгеновский взгляд Ее Величества.

– Полагаю, что после такой статьи из Магазина вас уволили?

Ультрафиолетовый взгляд, тень улыбки.