– Может быть, с этой целью вы и организовали ее публикацию?

Затем категорическим тоном:

– Вы сваляли дурака, господин Малоссен. Вы же созданы для этой работы, и ни для какой другой. Козел отпущения – это ваше перманентное состояние.

И, провожая меня до двери гвардейским шагом:

– Не стройте себе иллюзий. Вы получите кучу предложений именно такого сорта, это не подлежит сомнению. Но сколько бы вам ни предложили, учтите, что мы готовы платить вам вдвое больше.

В отделе игрушек не слишком полно – чтобы не сказать пусто. Дали, что ли, штормовое предупреждение, которое таинственным образом удерживает покупателей подальше от опасной зоны? Я на месте. И только сейчас понимаю, что с самой ночной подземной прогулки с Джимини-Кузнечиком ни на секунду не переставал думать об этом моменте. Навязчивая мысль о том, что он настанет, подстерегала меня за каждым поворотом сознания.

Мне страшно. Господи, до чего же мне страшно! Семнадцать тридцать. Джимини еще не пришел. Аннелиза тоже нет. Нет и его ребят.

Продавщица-белочка похудела; ее щеки подрастрясли свои прошлогодние запасы. Магазин – он из кого угодно высасывает соки. Ее подруга-куница занята тем, что наводит порядок на полках, перевернутых вверх дном ребятами во время послеобеденного наплыва покупателей. Джимини-Кузнечика нет.

А я есть.

А жертва? Она-то пришла? «Я вам ее укажу в нужный момент, и вы очень удивитесь…» Почему удивлюсь? Вот об этом-то я и не переставал думать все это время. (Почему я удивлюсь? Я, следовательно, знаю жертву? Кто же она? Какая-нибудь важная шишка? Или просто всем примелькавшаяся морда из телика?) Все это крутилось у меня в голове вперемешку с другими деталями нашего разговора. «Почему вы их убиваете в Магазине? Вы их заманиваете туда? Как?» Мой старичок ласково улыбнулся: «Вы иногда читаете романы?» Я ответил, что читаю, и не иногда, а довольно часто. «В таком случае вы знаете, что не следует пытаться сразу раскусить все тайны художественного вымысла». Я еще подумал, что «раскусить тайны» – типичное выражение его эпохи. И еще сделал стойку на слово «вымысел». «Художественного вымысла?» – «Именно так. Вообразите, что вы персонаж романа, и вам будет легче преодолеть свой страх». И добавил: «Может быть даже, вы сумеете насладиться им». Вот тут-то я почувствовал в нем что-то скользкое. И начал трусить. Такой противный подспудный страх, который ни на шаг не отпускал меня. Причем со вторичными физиологическими последствиями. Медвежья болезнь, как говорили в старину, а проще говоря, понос. Я еще удивлялся, с чего бы это. Оказывается, со страха…

Ладно, а Тереза? Как он исхитрился выследить Терезу и опознать ее? «Из всех ваших братьев и сестер она больше всего похожа на вас». (Так-так, значит, он и других знает?) Да-да, и Малыша с его рождественскими людоедами, и Жереми с его страстью к экспериментальным дисциплинам, и взгляд Клары… «В этом нет ничего загадочного, молодой человек: ваш друг Тео очень хорошо к вам относится». Да, действительно, Тео наверняка рассказывал ему о нас. «Вы в определенном смысле его семья, так же как он – наша». Наша? А, понял: магазинных стариков. Но, между прочим, именно из-за этого я в итоге пришел сегодня сюда – не потому, что Аннелиз предупредил меня по телефону, а потому, что, как мне кажется, если бы я уклонился, то тем самым поставил бы под угрозу семью. И однако он мне по-прежнему нравился, этот мой мифический дедушка, истребитель людоедов, несмотря на то, что кое в чем явно темнил. Метро качало нас, как качает жизнь, и, чтобы усидеть на своих ягодицах, он с обеих сторон положил на сиденье руки – как боковые колесики детского велосипеда.

Да, я бы с удовольствием забрал его с собой, поселил бы его у нас в качестве и.