|
Этим докторам вменено было в строгую обязанность ничего не говорить королю о роде его болезни и о том положении, в котором он находился, и в особенности стараться удалить короля от мысли о том, что ему надобно будет во время болезни прибегнуть к священнику. Через то, что королю сделалось немного лучше, графине дю Барри снова представилась возможность развлекать его своими ласками, нежными обращениями и веселыми рассказами; но в то время как она старалась всеми силами своего ума и сердца вызвать хоть легкую улыбку на устах больного, ла Мартиньер, который не был лишен права входить во всякое время к королю, показался в дверях и, оскорбившись тем преимуществом, которое дано было пред ним Лорри и Борде, подошел к королю, взял его пульс и поник головой. Король со страхом глядел на своего медика; этот страх еще более в нем увеличился, когда он заметил, что ла Мартиньер сделал рукой безнадежный знак. - Что, ла Мартиньер? - спросил король. - Да что, государь!.. Если мои собратья не сказали вам, что положение ваше очень опасно, то они или ослы, или глупы. - Что ж у меня, как ты полагаешь, ла Мартиньер? - снова спросил король с заметным беспокойством. - Что у вас?.. Это очень легко видеть, государь; у вас оспа. - И ты говоришь, мой друг, что не имеешь надежды? - Я не говорю этого, государь; доктор никогда не должен отчаиваться. Я говорю только, что вашему величеству, как христианнейшему королю, надобно о себе подумать. - Хорошо.., это так, - отвечал король. Затем, подозвав к себе дю Барри, он сказал ей: - Друг мой, вы слышите? У меня оспа, и болезнь моя очень опасна, во-первых, по причине моих лет, а также и по причине других болезней. Ла Мартиньер только что напоминал мне о том, кто я есть... Друг мой, может быть, нам придется расстаться!.. Дабы не случилось сцены, подобной той, какая была в Меце, я прошу вас передать герцогу д'Егильону то, что я теперь вам говорю, дабы он, в случае если болезнь моя усилится, позаботился о вас и дабы наше расставанье не произвело шума при дворе. 3 мая герцог д'Егильон вошел, по своему обыкновению, к королю. - Ну что, герцог, - спросил его король, - исполнили вы мои приказания? - Относительно графини дю Барри, государь? - Да. - Я хотел ждать, чтобы ваше величество мне повторили их; я никогда не желаю торопиться разлучать короля с теми особами, которым он особенно покровительствует. - Благодарю, герцог; но ведь необходимость того требует. Возьмите графиню и увезите ее в ваше поместье Рюэль; я много буду обязан герцогине, супруге вашей, за те заботы и попечения, которые она ей окажет. Несмотря на это решительное желание короля, герцог д'Егильон не хотел, однако, ускорять отъезда фаворитки; он спрятал ее в замке и объявил, что она уедет на другой день; это несколько успокоило духовных лиц. Герцог д'Егильон очень хорошо сделал, что медлил отвезти фаворитку в Рюэль, ибо 4 мая король с такой настойчивостью начал просить привезти ее к нему, что герцог поневоле должен был объявить ему, что она еще в замке. - Так позовите же ее ко мне!.. Позовите ее! - воскликнул король. Дю Барри вошла к королю - и это было последнее ее свидание с ним. - Ах! Графиня, графиня! - сказал король. - Как жаль мне с вами расставаться!.. Но это нужно... Обстоятельства того требуют: уезжайте, графиня, уезжайте!. |
