Изменить размер шрифта - +
К тому же он с недоверием относился к присланным ему базальтам. Но пока он оставался в Кливленде и сообщал результаты своих тестов с существенной оговоркой: «Я получил цифру в три миллиона лет, но не уверен в ее точности, так как образцы пород могли подвергнуться выветриванию. Если это так, забудьте о моей датировке, она никуда не годится. Было бы гораздо лучше, если бы я мог сам собрать необходимые образцы».

Имея согласие Тайеба, я ответил на это: «Хорошо, приезжайте и собирайте сами».

Аронсон принял предложение и сказал, что приедет в декабре 1974 года, в конце второго полевого сезона.

В полевом сезоне 1974 года были шире развернуты работы по осмотру местности. Не последнюю роль в этом сыграл представитель министерства Алемайеху Асфав, который стал одним из лучших специалистов-собирателей. Он с каждым днем все увереннее распознавал окаменелости. Вскоре я начал доверять ему самостоятельные поиски: он сам находил образцы и делал свои заметки о них. Ему это нравилось. Алемайеху был спокойным и очень наблюдательным человеком, который лучше всего работал в одиночестве.

Однажды Алемайеху нашел небольшой фрагмент нижней челюсти с несколькими коренными зубами. Они были большего размера, чем человеческие, и он сказал мне, что нашел челюсть павиана со странными крупными зубами.

— Вы думаете, это павиан? — спросил я его.

— Ну да, только с очень здоровыми молярами.

— Нет, это гоминид.

Найденный год назад коленный сустав подтвердил существование гоминид в Хадаре. Каждый из нас надеялся в 1974 году наткнуться на что-нибудь еще. Французы с первого же дня принялись рыскать в районе лагеря, предоставив американцам натягивать палатки. Когда несколько недель поисков ничего не дали, страсти немного улеглись. Теперь они вспыхнули снова, но с особой силой у самого Алемайеху.

Невозможно описать чувство, которое охватывает человека, когда он находит нечто особенно ценное. Теперь он понимает, зачем находится здесь. Можно долго работать, но удача приходит вдруг. Когда я сказал Алемайеху, что он держит в руках остатки гоминида, лицо его засияло, а плечи распрямились. Вдохновленный до необычайной степени и будучи свободным в послеполуденное время, он взял в привычку бродить, склонившись к земле, в течение часа-другого перед наступлением темноты. Он выбирал районы вблизи лагеря, куда легко добраться без лендровера. Хотя он не говорил этого вслух, на самом деле он понимал, что стал одним из самых наблюдательных обследователей среди тех, кто занимался этой работой.

На следующий день после челюсти гоминида Алемайеху принес совершенно целый череп павиана.

Днем позже я сидел за столом и детально описывал эту находку, как вдруг в лагерь снова ворвался Алемайеху.

Глаза его сияли. Он сказал, что нашел «еще одну такую же штуку». По его уверениям, это была очередная челюсть гоминида, которую он уже мог отличить по внешнему виду. Я отложил череп павиана и бросился за Алемайеху, забыв, что я босиком. Гравий так сильно жег и ранил ноги, что мне пришлось вернуться в палатку и обуться. Гийемо и Петтер, работавшие со мной, тоже помчались вслед за Алемайеху. Когда я догнал их, мы находились в небольшой ложбине в нескольких сотнях ярдов от поселения афаров. Мои спутники, склонившись, разглядывали прекрасную ископаемую челюсть, торчавшую из песка. Гийемо показал свои собственные следы, которые он оставил в первое утро пребывания в лагере. Он находился всего в трех ярдах от находки, но ничего не обнаружил.

В это время прибыла толпа других исследователей, которые бросились поспешно осматривать все вокруг. Один из французов закричал, что тоже нашел челюсть. Это оказалась челюсть гиены — отличная находка, если учесть, что хищники вообще попадаются редко. После этого возбуждение улеглось, стало темнеть. Большинство участников экспедиции вернулось в лагерь. Я перестал заниматься осмотром и начал извлекать челюсть, найденную Алемайеху, как вдруг снова увидел его.

Быстрый переход