|
Тем более что Меган, раньше бывшая для нас постоянным источником романтической драмы, быть таковым перестала. Она изменилась и больше не была той Меган, из-за которой нам бывало трудно выйти из офиса — потому что в дверях вечно толпились молодые люди, жаждущие полюбоваться на нее. Теперь мы могли спокойно входить и выходить сколько нам заблагорассудится. Я все пыталась понять, что же с ней не так, и наконец до меня дошло: ну конечно же, ее знаменитый загар! Он исчез. Зима наконец одолела и Меган и погасила золотистое сияние, освещавшее нашу австралийку изнутри. Зима превратила волшебную богиню в обычную крепкую девушку с не всегда чистыми волосами.
Но пропала не только красота Меган. Пропала ее живость и энергичность. Она даже перестала дразнить Мередию из-за имени. Обычным ее настроением стала угрюмость, и это обеспокоило меня (даже несмотря на мою поглощенность собственными переживаниями). Мне хотелось понять, в чем дело, — и не просто из любопытства. Поэтому я аккуратно расспрашивала Меган, но не получала толком никакого ответа, пока однажды я не спросила ее, не скучает ли она по Австралии. Она повернулась ко мне и заорала: — Да, Люси, да, я скучаю по дому! Все? Довольна? И хватит приставать ко мне! Я понимала ее чувства — я всю жизнь скучала по дому. Единственной разницей между нами было то, что я не знала, что было моим домом и где он находился. Определив для себя, что счастье Меган питалось от солнца, я стала изыскивать возможности предоставить ей солнечный свет. Подарить ей билет до Австралии я, конечно, не могла, но мне вполне по силам было купить абонемент в солярий рядом с работой. Однако когда я вручила Меган злосчастный абонемент, она пришла в ужас. Глядя на него, как на смертный приговор, она пролепетала: «Нет, Люси, я не могу». И вот тогда я действительно забеспокоилась — я не хочу сказать, что Меган была скаредной или жадной, но она всегда испытывала огромное уважение к деньгам и ко всему бесплатному. Как ни уговаривала я принять от меня этот подарок, она отказывалась, говоря, что это очень благородно с моей стороны, но что она никак не может принять его. В результате мне пришлось пойти в солярий самой, отчего у меня появилось еще восемь миллионов веснушек.
Глава семьдесят восьмая
Единственным человеком, с которым я общалась в те дни помимо работы и дома, был Дэниел. Он всегда был свободен, когда бы мне ни хотелось пойти куда-нибудь выпить, так как новую девушку он так себе и не завел. Должно быть, для него это был самый длинный период холостяцкой жизни с момента рождения. Что касается меня, то я не испытывала чувства вины за то, что отнимала у него столько времени, — я полагала, что таким образом спасаю от его чар очередную жертву. Я всегда радовалась встречам с ним, но при этом понимала, что он всего лишь заполняет вакуум в моей жизни — место, которое должен занимать отец. И я считала необходимым уведомлять его об этом — чтобы он не вообразил, будто я влюблена в него (боже сохрани!). Поэтому каждый раз, когда мы виделись, я приветствовала его словами: «Я очень рада твоему приходу, но только потому, что ты заполняешь собой пустое место в моей жизни». А он проявлял недюжинную выдержку, воздерживаясь от вульгарных замечаний относительно пустых мест, которые он заполнил бы с куда большим удовольствием. И эта его выдержка заставляла меня с тоской вспоминать о днях, когда он непрестанно отпускал подобные шуточки. Я так часто повторяла ту фразу о пустом месте, что он начал договаривать ее за меня. То есть стоило мне произнести: «Привет, Дэниел, как здорово, что ты пригласил…», как он тут же перебивал меня: «Да, Люси, но это только потому, что я заполняю пустое место в твоей жизни». Мы встречались два-три раза в неделю. Как-то так получилось, что Карен оставалась в полном неведении. |
