– А твоя мама?

– Не знаю. Я спрошу. – Отворачиваюсь от него.

Мамы не будет, и я ее не осуждаю. Ее снедают угрызения совести, но спустя все эти годы, после той боли, что отец ей причинил, она просто не может переступить через себя. Она и меня отпускать не желает, но понимает, почему мне это нужно. В какой-то мере я хочу искупить свое отсутствие на бабушкиных похоронах. Тогда мне не хотелось сталкиваться лицом к лицу с отцом. Что ж, теперь я больше никогда его не увижу.

– Джеймс с тобой поедет? – спрашивает мама.

– Да, – вру я.

* * *

Нейтан приезжает за мной во вторник в семь утра.

Когда мы наконец вырываемся из северного Лондона и добираемся до оживленной магистрали, я достаю из сумки ту самую кассету и вставляю ее в магнитолу.

– Она все еще у тебя? – удивляется Нейтан.

– Конечно.

Из-за пробок дорога до Манчестера растягивается на добрые три с половиной часа. Нейтан ведет машину, а мне удается вздремнуть. Похороны не начнутся раньше полудня, так что мы находим кладбище и отправляемся в забегаловку неподалеку.

– Спасибо, что поехал со мной, – говорю я, когда мы занимаем столик. – Даже не знаю, что бы я делала…

– Джеймс поехал бы, если бы ты настояла.

– Может и так.

Нейтан не отвечает. Официантка возвращается с едой.

После перекуса мы отправляемся на кладбище.

Отца кремируют, потому что это дешевле, чем погребение. Священник не ожидал меня увидеть: он понятия не имел, что у покойного есть родственники. Несколько человек уже обосновались в зале, включая пару чудных старикашек. Я не знаю, кто они, и не желаю знать. Когда священник спрашивает, хочу ли я произнести несколько слов, отрицательно качаю головой. Отпевание проходит быстро, формально и бездушно.

После службы ко мне подходит женщина-полицейский в штатском. У нее в машине кое-какие вещи отца, и она уточняет, нужны ли они мне.

– Разве мама не просила отдать все на благотворительность? – колеблюсь я.

– Мы так и поступили, – отвечает женщина. – Это личные вещи. Только маленькая коробка.

Уже сидя в машине с коробкой на коленях, я боюсь заглянуть и увидеть, что там внутри.

– Можно сделать это позже, – предлагает Нейтан.

– Я хочу сейчас. Перед тем, как уедем отсюда. Ты не против?

Капли дождя тяжело падают на ветровое стекло. Вечернее небо пасмурно и затянуто тучами. Через пару часов совсем стемнеет, а нам еще нужно доехать обратно до Лондона. Нейтан включает свет, и я поднимаю крышку.

Странный запах. Затхлости, разложения… Как будто вещи провоняли мертвым телом. Невыносимо хочется выбраться из машины и постоять под дождем или по крайней мере открыть окно и впустить разбушевавшуюся стихию внутрь. Но я пересиливаю себя, четко понимая, сколько Нейтан для меня сделал. Не желаю, чтобы он счел меня чокнутой, и это помогает мне победить приступ клаустрофобии.

Внутри коробки двенадцать книг, включая Библию, семь виниловых пластинок неизвестных мне ирландских певцов, дешевые с виду металлические часы, золотое обручальное кольцо и несколько конвертов.