- Это королевский дворец? - восхищенный, спросил он у караульных с ружьями у замковых ворот.

- Ну, королевский! Тебе-то что?! Поскорей проваливай отсюда! Наш король бродягам подает только по воскресеньям, да и то когда бывает в хорошем настроении! - отвечал солдат с огромными усами, очень гордый тем, что стал стражем самого владыки государства.

Грубый ответ солдата привел Петра в бешенство, все закипело у него в груди, будто на сердце вылили расплавленный свинец или кипящую смолу. Уже нащупал рукоять ножа, броситься хотел на часового, чтобы пробить себе дорогу к замку, но сдержался. Приблизившись к солдату так близко, что ощутил запах чеснока из его полуоткрытого рта, швырнул в него обидной фразой:

- Ты, б...н сын, лучше б вначале рожу свою после спанья умыл, а после б на караул королевский становился!

Не багинетом, надежно вставленным в ружейное дуло, а выхваченным из ножен тесаком попытался достать караульный долговязого оборванца, но клинок наточенного тесака, метивший в грудь бродяги, был со звоном отбит выхваченным из-под полы ножом. Петр сделал тут же короткий выпад и без труда вонзил оружие по самую рукоять туда, где сверкала нижняя пуговица красного камзола усатого солдата. Его приятель, ошеломленный быстрой расправой над сержантом королевских мушкетеров, прежде, чем разрядить в бродягу свое ружье или заколоть его штыком, громко позвал на помощь, махнул рукой, и тревожный возглас тотчас остановил экзерциции на плацу. Петр увидел через копья железной изгороди, что к нему уже спешат мушкетеры во главе с офицером, поэтому, успев сделать со вторым солдатом то же, что и с первым, и не желая быть заколотым охраной дворца на месте, бросился бежать, на ходу засовывая в ножны свой огромный, окровавленный нож.

Отсидевшись в сенном амбаре какого-то двора, голодный и испуганный, потому что по улице совсем рядом с забором, через который ему пришлось перескочить, несколько раз пробежали солдаты, громыхая башмаками и прикладами, Петр выбрался из укрытия лишь под вечер. Ковыряя в зубах сухой былинкой, невозмутимо прошел мимо чистенькой хозяйки, доившей козу, любезно поклонился ей, сняв колпак, и вышел через калитку со звонким бубенцом.

Дом российского резидента Андрея Яковлевича Хилкова он разыскивал ещё дольше, чем королевский дворец. Наконец ему указали на двухэтажное строение с подсобными флигелями - каретной, кузней, прачечной, кухнец. С входящим в дом лакеем Петр хотел было пройти вовнутрь, но его оттолкнули, остановив по-русски:

- Куда прешь, мурло свинячье?! Али не знаешь, что дом посланников?

- Мне бы князя Хилкова видеть, или того, кто за него остался, просительно промолвил Петр, боясь, что прогонят и придется ночевать где-нибудь под забором.

- Гляди-ко, русский! Откель же ты взялся? - уже весело заговорил лакей. - Ну-кась, через черный ход пойдем. Тебе через господский не по чину... - и повел через темную прихожую, наполненную запахом кухни - видно, резидент ужинать покамест не садился. Скоро на Петра смотрели до десятка пар пытливых, не без насмешки глаз - лакеи, поварята, конюхи. Тот лакей, что ввел его во владения русской миссии, словно гордясь перед другими своей находкой, уставив руки в боки, с насмешкой говорил:

- Вот, братцы, глядите-ка, какого подобрал! К самому господину князю идти собрался, а у самого-то рожа давным-давно не мыта. Надобно б ему спервоначалу её умыть да бородищу причесать, да что-нибудь дать сожрать, а то, боюсь, он Андрея Яковлевича проглотит али до смерти напужает! А ну-ка, землячок, ты нам поведай - откель же ты в Стекольном взялся? Али крепостной да от барщины убег? Аль вольный какой казак, матрос?

Петр, вдосталь наслушавшийся пустых речей холопов подданного своего, посланного в Швецию его же личным распоряжением, безрезультатано силясь унять пляшущую щеку, округлил глаза, за лацкан кафтана ухватил лакея так крепко, что затрещали швы.