Ободренные выпитой водкой, веря в короля и в свою удачу, шли на позиции Лже-Петра шведские пехотинцы, построенные в четыре колонны. За ними, в шести колоннах, следовала кавалерия. Солнце только-только показало из-за горизонта свою пылающую корону, и весь восток был залит ярко-красным светом, красившим все поле между двумя людскими громадами в нежно-розовый цвет. Ветра не было, поэтому знамена шведов уныло свисали на древки, но это не смущало солдат. Когда до укреплений русских оставалось совсем немного, по команде взяли ружья наперевес, и громкий, страшный крик желающий победить во что бы то ни стало заглушил и треск барабанов, и писк флейт и гобоев.

Они бросились вперед, уже не слушая ничьих команд - только бы добежать до маячивших впереди людей, пробить вражье тело штыком, искромсать шпагой, прострелить чью-то голову. Но дружный залп конницы Меншикова, прикрывавшей редуты, залп из тысяч стволов остановил эту яростную атаку, а после, выхватив из ножен палаши, кавалеристы Данилыча с дружным и тоже страшным воплем погнали коней на смешанные колонны шведов.

Полтора часа рубились русские драгуны с ожесточенно наступавшими врагами. В клубах пыли, в облаках белого порохового дыма трудно было определить, кто побеждает. Но вот русские кавалеристы ушли под прикрытие валов и редутов, - рокотнув и тут же откатившись, дали залп стоящие на укреплениях русские пушки, - картечь и гранаты полетели в синюю вражью массу, рассыпая искры со своих горящих палительных трубок. Картечь рвала человеческие тела на части, осколки бомб и гранат поражали живую плоть, но шведы все лезли и лезли вперед, желая во что бы то ни было взять укрепления русских.

Бой продолжался уже несколько часов. Карл, сидя на пригорке с вытянутой вперед ногой, прикусив тонкие губы зубами, следил за ходом боя в подзорную трубу. Вот ему доложили, что шведы взяли два русских редута, но шесть батальонов пехоты и несколько десятков эскадронов его кавалерии оказались отрезанными от основного войска и ушли в лес. Карл нахмурился. Он видел, что какие-то полки все ещё штурмуют неприятельские редуты, но и несут при этом страшные потери.

- Узнайте, кто там, как сумасшедший, лезет прямо на фасы русских бастионов! - приказал он адъютанту, и спустя четверть часа Карлу доложили, что это храбрый генерал Тейтлебен пытается овладеть укреплениями царя Петра.

"Черт! - как зачарованный, смотрел Карл, как гибли под градом картечи десятки, сотни его солдат, а артиллерия врага все палила и палила в них, и русские пушкари не успевали накатывать орудия орудия и заряжать их. - Да, я понимаю, Тейтлебен чертовски смелый генерал, но нельзя же так... отчаянно..." И вдруг страшная догадка внезапно пронзила сознание короля, и он закричал:

- Немедленно запретите ему атаку! Пусть Реншельд прикажет ему уйти с поля боя! Пусть пехота обходит редуты с тыла! Он убьет моих солдат, он убьет их!

Но было уже поздно. Перед редутами лежали горы трупов, и кавалерия Меншикова проникла в лес, чтобы убивать там отделившихся от основных сил шведов пехотинцев и драгун врага.

Весь трясущийся от нервного напряжения, охватившего его, Карл велел подвести к нему коня. Сам взобрался в седло, едва не потеряв сознание, когда оперся в стремени на раненую ногу.

- Шведы! Шведы! За мной! - восклицал он, попав меж смешавшихся солдатских рядов, и верные своему королю солдаты пытались выравнять ряды, снова шли в атаку и снова откатывались. Замешательство было полным, сам король упал с седла на землю, но тут же его подняли и на перекрещенных пиках вынесли с поля боя. В ещё пытавшейся сопротивляться русским толпе солдат раздались крики: "Король убит! Король убит!", и шведы побежали...

Сражение затихало постепенно, как постепенно перестает трещать пылающих костер. Убегающих долго гнали русские драгуны, казаки и калмыки. Тех, кто сдавался, не убивали, сопротивлявшихся же не щадили. Около трех тысяч попало в плен. Десять же тысяч остались лежать на поле боя.