- Хорошо, - кивнул Карл, ехавший на лошади стремя в стремя с Мазепой, - мы сходу возьмем эту Полтаву, а оттуда - прямо на Москву. Кампания явно затянулась. Взяв Полтаву, я постараюсь поднять против Петра Турцию, и тогда Московии - конец.

В начале мая шведы предприняли штурм валов Полтавы, потом другой и третий, но защитники, которыми руководил храбрый полковник Келин, к тому же понимавший, что Карл, прорвавшись за валы, не оставит в Полтаве никого в живых, отбивали все штурмы. Вскоре шведы, оставив бесцельные попытки взять город сходу, повели апроши, пытаясь подкопаться под валы, что окружали городишко. Через месяц обороны у осажденных уже не хватало пороха, но и армия русских стояла неподалеку. В пустых бомбах, посылаемых защитниками из пушек, они находили письма, в которых у русского царя просили помощи немедленной. Однако оказать такую помощь означало для Лже-Петра решиться на главное сражение со шведами.

- Мин херц, мин херц, чего ты медлишь? - приставал к Лже-Петру Данилыч. - Не завтра, так послезавтра швед возьмет Полтаву, закроется валами, отожрется на хлебах полтавских, а потом как выкуришь его оттуда? Немедля Ворсклу надо перейти да ударить по Карлушке! У него ведь, слышно, токмо сорок тысяч, да и тех-то половина хворы да бессильны с голодухи. У нас - полсотни тысяч регулярных, да казаки, да калмыки. Чего страшишься?

Лже-Петр, которому и стыдно, и страшно было, отворачиваясь, говорил:

- Не знаешь ты, мин брудер, Карла. Он и с половиной войска может нас разбить, как дитя рукой куриное яйцо. Рано еще.

Услышавший этот разговор фельдмаршал Борис Петрович Шереметев подступал к Лже-Петру с другой стороны:

- Нет, не рано. Чуть припозднимся - поздно будет! У нас семь десятков одних полковых орудий, не считая пушек полевых. У шведа ж, как доносят, всего четыре аль пять орудий. Пусть они нас страшатся. Перейдем на тот берег, поближе к Полтаве, редуты быстренько насыпем, все наши пушки на них поставим - вот тебе и крепость. Медлить нельзя ни в коем разе.

Лже-Петр думал долго. Нет, он мог отказаться, но страстное желание вновь одержать победу, жажда славы пересилили суеверный страх. И приказ был отдан:

- Ладно. Вверх две версты пройдем по Ворскле, там и переправу сделаем для войска. В двадцатый день июня перейдем...

Через реку войско русское перешло благополучно, но и оказавшись на одном берегу с врагом, Лже-Петр четыре дня все не решался подойти поближе. Словно невидимая стена встала между ним и Карлом, преодолеть которую Шенберг был не в силах. Он все повторял, как заведенный:

- Генеральная баталия преждевременна есть! Не сладим со шведом!

Меншиков, Шереметев, генералы Рен и Брюс, командовавший всей артиллерией, ходили за Лже-Петром по пятам и уговаривали его дать приказ приблизить войско хоть на расстояние в четверть версты от армии Карла и срочно начать делать апроши и насыпать редуты.

- Дождешься, дождешься, - не скрывая раздражения, говорил Меншиков, что швед сам на нас пойдет, а у нас даже пушки ладным образом не выставлены.

Наконец уговорили. Подвели всю армию вплотную к шведской. Срочно, десятками тысяч солдатских рук, стали рыть ретраншемент для пехоты, возводить редуты, валы. Вскоре, словно из-под земли, вырос укрепленный лагерь: на бастионах и валах - пушки, внутри - обоз с боеприпасами и провиантом, вся пехота, конница. Будто не наступать, а обороняться собрался русский царь. О нападении на шведов первыми Лже-Петр и не помышлял. Чуть позднее на поле перед лагерем насыпали ещё около десятка редутов, но достроить их не успели - Карлу не терпелось рассчитаться за Нарву, Лифляндию, Калиш и битву под Лесной...

Фельдмаршал Реншельд, генералы Гилленкрок, Левенгаупт, Шлиппенбах и Розен за отсутствием большого стола в шатре у Карла расселись в круг на наскоро сколоченных скамьях. Сам король сидел в кресле, поставленнном на деревянные колеса. Его правая нога с перевязанной бинтами стопой была вытянута вперед, левую же по-прежнему обтягивала блестящая кожа ботфорта.