К этому окошку они и устремились. Мужчина толкнул дверь, и тотчас вышла к ним высокая женщина. Она положила руку на плечо Маары. В то же мгновение мужчина поставил рядом с Маарой брата, и женщина положила вторую руку на его плечо. Трое взрослых скороговоркой зашептались о чем-то над головами детей, ни слова не понявших. Затем девочка услышала: «Прощай, Маара, прощай, Данн!» — и эти люди, тащившие их на себе, преодолевшие долгий путь и спасшие детей от потока, пригнувшись, бросились прочь и исчезли за стволами росших среди камней деревьев.
— Входите, — прошептала незнакомка, втолкнула детей внутрь и закрыла дверь, задвинув камень по меленькой канавке.
Помещение похоже на то, которое они оставили в прежней деревне скального люда. Но больше. Каменный стол в центре, у стола деревянные табуретки. На стене фонарь, такой, какие в их доме горели в кладовых и в комнатах прислуги, масляный. Висели на стенах и фонари-шары, которые сами зажигаются, когда темнеет, сами угасают, когда светает, и меняют силу света в зависимости от времени дня и условий освещенности. Но эти фонари, так же как и у них дома, неисправны.
— Прежде всего, как тебя зовут? — обратилась женщина к Мааре.
— Маара, — уверенно ответила девочка.
— А тебя, мальчик?
— Данн, — так же твердо, без колебаний, заявил ее брат.
— Отлично. А меня зовут Дэйма.
— Маара, Данн и Дэйма, — улыбнулась Маара женщине, и та улыбнулась в ответ с точно таким же тонким намеком во взгляде.
— Совершенно верно, — кивнула она.
Что-то во взгляде Дэймы заставило Маару критически оглядеть себя и брата. Оба грязные, запыленные, ноги покрыты коркой засохшей илистой глины.
Дэйма вышла еще в какую-то дверь и вернулась с широким тазом из негнущегося и небьющегося металла, знакомого Мааре. Таз она опустила на пол, а в него поставила Данна, сняв с малыша коричневую тунику скальных людей. Поливая мальчика водой, она оттирала грязь от его кожи. Полусонный, он ловил воду ладонями.
— Мы пить хотим, — сказала Маара.
Дэйма налила полчашки воды из глиняного кувшина и дала Мааре, указав на Данна. Маара поднесла чашку ко рту брата и держала ее, чтобы тот ничего не пролил и не расплескал, чтобы не повторилась ужасная вчерашняя — да, это произошло только вчера… — история. Она вернула чашку Дэйме, неохотно выпустив ее из рук и пробормотав:
— Я тоже хочу пить.
— И про тебя не забыла, — улыбнулась Дэйма и налила еще полчашки.
Маара знала, как бережно нужно обращаться с водой. Когда Данн вылез из таза, она стащила свою тунику и ступила в грязную воду. Дэйма вручила ей ковш, и девочка вымылась, сама себе поливая, осторожно и размеренно, зная, что за ней наблюдают. После этого она подумала о том, что головы у них покрыты пылью, но Дэйма уже взяла тряпку и принялась энергично тереть волосы Маары. Тряпка быстро пропиталась пылью, потяжелела. Второй тряпкой Дэйма обработала волосы Данна. Обе тряпки полетели затем в таз — завтра она их постирает.
Оставив брата и сестру голышом, Дэйма отошла с их одеждой к двери, принялась ее оттирать и вытряхивать. Настенная лампа высветила вылетавшие из рубах клубы пыли. Долго трясла Дэйма туники Маары и Данна. После этого туники вернулись на свои места, обтянули тела детишек. Маара хорошо знала свойства ткани, из которой сделаны эти одежки. Они не впитывали ни воду, ни грязь, не нуждались в стирке и никогда не снашивались. Их можно было носить нескольким поколениям одной семьи. Ткань не горела, лишь тлела в сильном огне, так что всегда можно было спасти вещь, упавшую в огонь. Дома у них много такой одежды хранилось в кладовых, но носили ее только рабы, ибо никому она не нравилась.
— Вы, должно быть, и есть хотите? — спросила Дэйма. |