— Маара, Маара, попробуй примерь это! Оно будет тебе так к лицу…

«В чем смысл происходящего?» — гадала Маара.

Она улыбалась, развлекалась, оценивая абсурдность ситуации: темнокожая пожилая тетка разгуливает в туалетах древнего фасона, рассчитанных на молодых белых женщин иного типа сложения, иного времени. Попытавшись представить эти туалеты на Лете, Маара тоже сморщила нос. Разве что светлая грива Леты гармонировала бы кое с какими вещицами.

Весь вечер Фелисса моталась взад-вперед перед зеркалом, а к ночи вернулся Данн, сразу ушел к себе и закрыл дверь, как будто невзначай, но беглый взгляд его сказал сестре иное. Маара хотела узнать, о чем ее брат беседовал с Феликсом, и постучалась. В ответ тишина. Постучала сильнее. Данн подошел к двери, и она поняла, кто стоит перед нею, хмурится и не глядит ей в глаза.

— Данн, мне здесь не нравится. Я хочу уйти.

— Погоди немного.

— Чего Феликс от тебя хочет?

— Чтобы я набрал войско из местной молодежи. Говорит, что много есть недовольных, глядящих на Центр с надеждой. Это ведь крепость. Он мне напомнил, что я как-никак генерал и в войне должен разбираться. Что ж, я разбираюсь. — И на лице его появилась тупая самодовольная улыбка.

— А кормить это войско, конечно, вы собираетесь, грабя местных крестьян.

— Что значит «грабя»! Мы их защита и оплот.

— Защита? От каких врагов? Даулис сказал, что правительство здесь вполне нормальное.

— Правительство нас поддержит.

— Так от кого тогда защищать фермеров?

— Ну, разбойники набегают… Маара, не приставай пока. Я должен сначала с Феликсом все подробно обсудить, во всем разобраться, а потом тебе скажу. — И он захлопнул дверь перед ее носом.

Несколько дней Маара провела в зданиях музея, удовлетворяя жажду знаний. Иногда в одной строчке, нанесенной на стену столетиями раньше, она находила ответ на мучившие ее вопросы, над которыми она давно ломала голову. Когда Маара узнавала что-то новое, ей казалось, что она беседует с Шабисом, слышит его голос. Иногда возникало такое чувство, будто голова распухает и готова лопнуть, но потом ее осеняла легкость и ясность восприятия. И все это время Маара не переставала думать о Данне, сросшемся с Феликсом, который ее не любил и ей не доверял. Этот коварный и холодный человек, вовсе не глупец, ясно сознавал свои цели и последовательно, шаг за шагом к ним приближался. Глупой, вернее, ослепленной самовлюбленностью была Фелисса. Любую тему эта женщина сводила к своей персоне. К примеру, Маара могла спросить о раскопках в пустыне, в ходе которых обнаружилось хранилище древних документов, и Фелисса сразу, не дослушав, заявляла, что ничего об этом не знает, ни о каком «песчаном городе». Маара настаивала.

— Кто тебе это сказал? Чушь какая!

— В кожаных книгах музея есть ссылка на книги, сделанные из бумаги, из камыша.

— Если бы такой город существовал, я бы о нем знала. Я всегда обо всем знаю, это моя профессия.

Фелисса встретила ее вечером, схватила за руки, принялась обнимать, тормошить, гладить, нахваливать Данна, столь разумно беседующего с Феликсом, а также намекать, сколь приятно было бы наконец услышать о беременности Маары.

Данн оставался мрачным, замкнутым, неприступным. Маара тоже отнюдь не радовалась, наблюдая, как ее брат разгуливает под ручку с Феликсом между дворцом и крепостной стеной. Оба подтянутые, элегантные… прекрасная парочка… Данн все больше подпадал под влияние старшего собеседника, хотя оба поддерживали иллюзию полного равенства партнеров. И Маара с ужасом наблюдала, как изо дня в день все глубже пускает корни, расцветает на физиономии братца самодовольная напыщенная улыбка. Сейчас — или никогда!

Ночью она постучалась к Данну.