– Де Монрон тебе объяснит.
– Смотрите, какую дичь я принес! – Я вытащил из ягдташа зайца и три или четыре куропатки.
– Отнеси дичь на кухню, мы съедим ее после уток.
– А почему не сразу же?
– Де Монрон тебе объяснит.
Я знал упрямство своего опекуна и отправился прямиком на кухню, как он мне велел. С поваром мы всегда дружили.
– А-а, это вы, г-н Дюма? – приветствовал он меня.
– Я, славный мой Жорж.
– Что это вы принесли?
– Дичь.
– Свежую?
– Сегодняшнюю.
– Тем лучше, она может подождать.
– Подождать чего?
– Подождать, пока мы покончим с утками.
– У вас что же, наплыв уток?
– Ах, господин Дюма, взгляните, и вы содрогнетесь!
Он открыл погреб, там лежало уток тридцать, не меньше.
– И целых три дня мы их уже едим, – прибавил он. – Например, сегодня у нас на обед утиный суп, две утки с оливками, две утки под апельсиновым соусом, две жареные утки, утка, фаршированная по-английски, и утиное рагу. Считайте, что десяток уток уйдет, но останется еще на завтра и послезавтра.
– И откуда же у вас такое утиное изобилие?
– Представьте себе, у нас гостит г-н де Монрон. Вы знакомы с ним?
– Нет.
Я и в самом деле не знал еще тогда г-на де Монрона, столь известного в аристократическом мире своим искусством делать долги, чарующим остроумием и оригинальными выходками. Я познакомился с ним позже и должен сказать, что в легендах, бытующих об этом великолепном образчике XVIII века, ничего не прибавлено.
– Он приятель нашего господина, – продолжал повар, – и приехал к нам погостить, потому как, сдается мне, не поладил в Париже со своими кредиторами. На другой день после приезда гостя г-н Коллар, желая его поразвлечь, показал ему своих овечек, и тот остался очень доволен. Потом ему показывали овчарни, и тоже все прошло благополучно. На третий день хозяин повез его на охоту, но и к полудню гость не сделал ни единого выстрела и вернулся без добычи. Приехав в замок, он из окна своей комнаты перестрелял всех наших уток, а было их штук шестьдесят, не меньше. Кто пришел в ярость? Само собой, наш хозяин. Он сказал: «Вот оно как! Де Монрон перестрелял моих уток? Ну так он же их и съест! Жорж! Пусть ест их на завтрак, обед и ужин, если только он ужинает! Подавайте, Жорж, нам только утятину, пока мы их не съедим!» Вот почему я и спросил вас, сударь, может ли ваша дичь подождать.
Теперь все разъяснилось. Уток я не ел месяца два, так что мне было нетрудно выдержать обед, состоявший исключительно из утятины. Другое дело г-н де Монрон, он питался милыми птичками вот уже четвертый день.
Увидев во время обеда, что после утиного супа подают уток с оливками, а затем уток с апельсинами, а потом жареную утку, он поднялся, взял свою шляпу и вышел ни слова не говоря, затем приказал своему слуге заложить лошадей в кабриолет и отправился искать небеса, где не мелькало бы столько уток.
Однажды г-на де Монрона спросили:
– Будь у вас пятьсот франков ренты, де Монрон, что бы вы стали делать?
– Долги, – ответил он не задумываясь.
Хотя Мария Каппель проводила немало времени в играх на воздухе, она по-прежнему оставалась оливково-желтой худышкой.
Когда я вошел в гостиную, дедушка спросил внучку, узнает ли она меня.
– Узнаю, – ответила она, глядя на меня пронзительным тяжелым взглядом черных глаз, – этот господин просил моей руки на празднике в Кореи.
– И приедет узнать, захотите ли вы выйти за него замуж, Мария. |