|
. Начинайте… Три дамы один раз… Полагаю, это будет недостаточно… Что я вам говорил? Три короля!.. Вам спичку… И без всякого перехода он продолжил, наклонившись к своему партнеру, который старался не потерять над собой контроль: – Деньги лежали в супнице? Малыш Луи отрицательно покачал головой. – Их прикарманил Альбер? И снова малыш Луи покачал головой, на этот раз более энергично, а затем признался: – Спасаясь, он побежал по набережным и бросил деньги в Сену… – Ты уверен? – Клянусь! – Тогда зачем вчера приходил некто? – Потому что он мне не верил… Мегрэ улыбнулся. Наступила поистине уникальная минута, и не только потому, что стояла весна, светило солнце, на улице Коленкур царила ослепительная атмосфера, а пиво было холодным, но потому, что одно единственное слово его успокоило. Он испытывал такое облегчение, что внезапно забеспокоился о страхе, который он еще недавно испытывал. Теперь он мог действовать открыто. У него в руках были все козыри. – Кто стрелял? – Марселец… Именно ему Альбер передал свой револьвер… И Мегрэ засмеялся, увидев, как его племянник с мрачным видом выходит из № 67 а и направляется на автобусную остановку, расположенную в нескольких метрах от «Занзибара». – Что вы собираетесь предпринять? – спросил встревоженный малыш Луи, все еще держа в руке стаканчик с костями. – Я? Пойду попрощаюсь с твоей сестрой и сяду на поезд. Мимо проехал автобус, увозя Жерома Лакруа. Мегрэ перешел улицу и на пятом этаже столкнулся с сиделкой, которая собирала свои вещи. – Моя помощь больше не нужна, – объявила она. – Доктор будет приходить каждый день, да и консьержка станет иногда ее навещать. В глазах Мегрэ сверкали веселые искорки. Он ходил взад и вперед, словно у себя дома, дожидаясь ухода сиделки. Очень редко когда расследование приносило ему столько удовлетворения, а тем не менее это было дело о ничтожном мошеннике, о котором к тому же он никогда не сможет никому поведать. Он вспомнил, как отреагировал на письмо мадемуазель Берты в Мён сюр Луар. – Странно, – заметил он, – можно сказать, что оно одновременно и искреннее и неискреннее… И девушка в красной шляпке, пришедшая к нему на встречу в «Кафе де Мадрид», оставила у него точно такое же впечатление. Она действительно боялась, это было видно. Но в то же самое время было также видно, что она лгала, когда рассказывала о том страхе, какой ей внушает ее любовник. Ей не удавалось произнести имя Альбера с желаемым выражением. Вопреки ее воле голос звучал слишком нежно, слишком ласково. Тогда почему эта решительная особа осмелилась нарушить деревенский покой бывшего комиссара? И почему она показывала именно ему, а не полиции письма с почтовыми штемпелями Булони и Кале? Он не сумел сразу понять. Он понимал еще меньше, когда часами наблюдал из окна, как она спокойно делает примерки, словно человек, совершенно не опасающийся никакой мести. Марки, лежащие в фарфоровой чашке, подали ему мысль, и он их проткнул булавкой. – Почему вы улыбаетесь, господин комиссар? – А вы? Теперь они остались одни. Сиделка ушла. До них доносился приглушенный шум улицы вместе с запахом перегретого асфальта, который знаменует собой наступление лета в Париже. Однако Мегрэ попытался принять суровый вид и произнести грозным голосом: – Знаете ли вы, что если бы шестьдесят тысяч франков находились здесь или если бы стрелял Альбер, я бы вас засадил в тюрьму? – Но вы же работали на меня, как это говорится… – Именно так! Это то, что я понял… Я понял, что вы позвали меня не для того, чтобы защитить себя от Альбера, но чтобы защитить самого Альбера… И если бы вы его любили немножко меньше, то я бы вчера вечером вытащил его из укрытия… – Я не понимаю, при чем тут моя любовь… – пробормотала она краснея. |
