Как сказал Сашко: керамический? Но берут почти все, за редким исключением, и нужно только знать, сколько дать. Не продешевить, прицениться… А если Сидоренко предложить, скажем, тысяч триста. Однако одернул сам себя: не сейчас, не горячись, Жора, дать всегда успеешь, так как суета нужна только при ловле блох…
Белоштан вздохнул:
– К сожалению, посмотреть цех нельзя: он прекратил свое существование…
– Как прекратил? – не понял следователь.
– Приняли решение о закрытии цеха. Посоветовались с местными органами и ликвидировали его.
– Извините, но вы сами только что сказали, что цех выпускал крайне необходимую для населения продукцию?
– А кто сказал, что мы остановили выпуск этой продукции? – Георгий Васильевич не смог скрыть торжества (на тебе фигу под нос, ищейка проклятая). – Наоборот, цех закрыли, поскольку решили увеличить выпуск трикотажа для детей.
– Не понимаю.
– На базе цеха по требованию трудящихся открывается кооператив, – сообщил Белоштан. – Кооператив, который будет выпускать все для детей. «Красная Шапочка», разве плохо?
«Запоздал, – промелькнула у Сидоренко мысль, – немного запоздал… Да не все потеряно. Не так просто закрываются у нас предприятия. Профильтровать всю документацию, опечатать склады, проверить наличие пряжи, готовой продукции.
– «Красная Шапочка»? – переспросил. – Красиво звучит. Даже немного вызывающе. Прошу вас, Георгий Васильевич, задержитесь на несколько минут. Тут есть представители республиканского управления, им поручено произвести ревизию на фабрике – поедете вместе.
– Не смею отказываться, – лучезарно улыбнулся Белоштан. – Мы привыкли к ревизиям. Честно говоря, жизни от них нет. Сколько контролеров в стране развелось – с ума сойти можно!
«И все хотят жить, – добавил про себя. – Хорошо есть, обставлять мебелью квартиры, одевать жен и детей, забавляться с ларисками и верониками. И живут, сучьи дети, едят и забавляются – за наш-то счет…»
Георгию Васильевичу внезапно сделалось противно, но только на какое-то мгновение: в конце концов, надо любить все человечество, даже контролеров…
* * *
Псурцев чистил спичкой ногти и слушал Опичко, косо поглядывая на капитана. Когда тот доложил, как они с Соханем обнаружили следы через проселочную дорогу, бросил спичку в корзинку и насторожился. А вывод Опичко о том, что эти следы могут принадлежать цирковому эквилибристу или строителю-монтажнику, заставил полковника даже немного забеспокоиться.
«Свинья! – разозлился он. – Этот Филя-прыщ типичная свинья – оставить такую улику. Однако не так страшен черт, как его малюют», – успокоил себя.
– Следы… – пробормотал безразлично. – Сыщики, следы нашли… Я ту поляну знаю – царское место! – Вспомнил, как в приятной компании пил коньяк, развалившись на разостланном под дубом брезенте. Белоштан доставал из машины все новые и новые бутылки, а наливала черненькая с многообещающими глазами, он несколько раз похлопал ее по бедру, и, наливая ему в очередной раз, та прижалась к нему. Чертова девка, жаль, что жена у него психованная и контролирует каждый его шаг… – Так, – продолжал дальше задумчиво, – я на той поляне бывал и знаю, сколько там людей шастает! Туда-сюда, туда-сюда… Где же гарантия, что эти следы оставил преступник?
– Может быть, убийца ждал Хмиза в орешнике, – высказал мнение Опичко. – Там Сохань примятую траву обнаружил, а от того места до следов несколько шагов. |