Все смотрели на короля, не понимая смысла его слов. Гремлин кивнул. Я поджал губы.

— Большего мы и не стали бы просить, ваше величество. Это верно, бюрократы легко перестроятся, как только увидят, что колдунья свергнута и на престол взошел законный король, Божий помазанник. Но как быть с системой, ваше величество? Любая бюрократия обладает врожденной склонностью к коррупции.

— Как и любой человек, — воскликнул король, — и только некий моральный стержень, образуемый из чувства самости, заставляет человека сохранять свою целостность, противостоять искушениям. Но откуда же, позвольте вас спросить, проистекают эта моральность, эта мудрость самосохранения?

— Они проистекают, конечно же, — ответил я, — от священников и философов. И еще от поэтов и от всех мудрых людей, что пытаются увести человечество от разрушения к свершениям.

— Странные ты подобрал слова, — нахмурился Король-Паук, — но сказанное тобой почти столь же справедливо, как и то, что Божьи избранники уводят нас с дороги, ведущей в Ад, и пытаются вывести на дорогу, ведущую в Рай. И точно так же, как эти избранники способны вывести на путь истинный мужчин и женщин, они способны вывести на него всех чиновников.

— Духовник для бюрократов? — Теперь уже нахмурился я. — Мне нужно это обдумать, ваше величество. Не уверен, что у бюрократии имеется совесть.

— Ну, стало быть, тогда бюрократия — животное, и ее можно подвергать очищению и нещадно погонять. Нужно только изыскать рвотное средство и кнут.

— Погодите! — Я поднял руку, прося внимания. — В конце концов, бюрократия — собирательное понятие, но под ним разумеются люди.

— С которыми следует обращаться, как с людьми, — подтвердил король, — и проявлять к ним справедливость — даже к тем, кто сам только и делал, что эту справедливость попирал.

— И кто же станет присматривать за надсмотрщиками? — встревоженно спросил я.

— Нет, не так, — вмешался Фриссон. — Кто будет управлять правительством?

— Будьте благоразумны! — воскликнул король и поднял руку с вытянутым указательным пальцем. — Если речь идет о людях, почему их совестью не может стать какой-то другой человек? Ведь мы же не о «совести» как таковой говорим, а о мудрости сохранения души!

— И разумеем под этим некое конечное добро, даже если оно означает чью-то временную или окончательную потерю? — Я сдвинул брови. — Интересное понятие. Но ведь даже у отдельного человека сознание должно вмещать понятия о боли, о несчастьях, ожидающих заблудших.

— Вот и привейте им эти понятия! Изобретите какое-нибудь средство наказания заблудших чиновников и изобличения их злокозненных планов!

— Ну, это, — осклабился Гремлин, — мне по плечу.

Король-Паук устремил на уродца взгляд из-под нахмуренных бровей.

— Не сомневаюсь. Но сумеешь ли ты сдержаться и прекратить наказание в том случае, когда чиновник исправится?

Я не смог сдержать удивления:

— Вы знакомы?

А король изумленно спросил у меня:

— А как ты думаешь, откуда он взялся, чародей?

— Мы же оба из-за пределов вселенных, — пояснил Гремлин, — и путешествуем из одной в другую, когда надо или когда хотим.

Тут я задумался о том, какие могут быть на свете ангелы и как они могут маскироваться.

— Вы это о чем? — требовательно спросил Жильбер.