Как же это, интересно, укус паука способен отправить тебя в путешествие по мирам?

Смерть?

Или галлюцинация? Тогда я вспомнил об ангеле. Наверняка галлюцинация. Ничего другого и быть не могло. Значит, те ягоды только выглядели, как малина, а содержали какой-то галлюциноген. Открыли в подсознании канал, оно вырвалось наружу и заговорило со мной, обретя обличье моего ангела-хранителя.

А что это значило? А это значило, что мое подсознание религиозно.

Это мне определенно не нравилось.

Я почти слышал его голос.

«Покорись мне, сознание. Входи же, сознание».

«Нет. Отказываюсь. Я лучше постою за дверью».

Ну, и я тоже.

Поезд моих размышлений резко затормозил. Краешком глаза я уловил вспышку. Я тут же посмотрел в ту сторону, но вспышка, конечно же, исчезла. Нет, снова появилась — что-то вроде искорки в поле зрения. Мне стало здорово не по себе. Не хватало еще ослепнуть. Самое время! Однако я сумел совладать с собой, призвав на помощь здравый смысл. Это произошло как раз вовремя, поскольку сияние разрасталось, и я ощутил порыв протянуть руку, побежать к странному свечению. И это, конечно, было глупо, поскольку свечение стало не только шире, оно как бы разбухло, превратилось в зигзаг, ткнулось в землю и взметнуло облако пыли.

Я почувствовал запах тухлого яйца и сморщил нос.

— Ангел-хранитель, — пробормотал я. — Если ты есть, если ты не галлюцинация, вот бы здорово тебе сейчас явиться!

Но он, конечно, не появился. Галлюцинации, как правило, по заказу не являются. Однако, как ни странно, я ощутил неизъяснимую уверенность в себе, граничащую с полным спокойствием. Наверное, не стоило так уж сильно этому дивиться. Разум сам по себе способен на многое. Видимо, мое подсознание придумало, как справиться с тем, что на меня надвигалось. Видимо.

Но... руки и ноги у меня покалывало, как иголками.

Облако пыли улеглось. На дороге сидела старая карга в темно-сером балахоне.

Ну, это еще ладно. Это можно пережить, учитывая обстоятельства. На самом деле то была моя старая знакомица — сколько раз я видел ее в детстве на десятках картинок в книжках сказок! Но вот что меня потрясло, так это то, что сидела старушенция за письменным столом, заваленным бумагами. Из чернильницы торчало гусиное перо.

— Жа полчаша ты проижнеш два противожаконных жаклинания, — прошамкала старуха. Два? Заклинания? А старуха продолжала зудеть:

— Ягуша! — говорю я шебе. Чего тебе шидеть-по-шиживать? Надоть шмотатьшя да поглядеть, как и что. А вот и он, тут как тут, явилшя не жапылилшя. Пришел, понимаешь, штоб выгнать бедненькую штаренькую бабушю-Ягушю с нашиженного мештечка, жначить, и штобы жацапать шебе вшех еенных крештьянчиков. Не шойти мне ш этого мешта, это новехонький чародей!

— Эй, послушайте, дайте слово сказать! — Я снова начал кипятиться. — Не нужны мне ничьи «местечки», и, кроме того, владеть людьми нельзя.

— Поклеп! — завопила ведьма. — Он, ишь ты, не только маг, он ишшо и обманщик! А што ж тогда колдовштвом баловатьшя? Штоб так никем и не владеть? Ах, я бедненькая-нешчашненькая. Только-только вждохнула шпокойненько, как на тебе, являетшя шаможванец и гонит бедную штарушку прочь. Жемелюшка-то кому доштанется, а? — причитала бабка. — Швиньям поганым? А крештьянчики и так уж в ражбойничков обратилишя, вше норовят переплюнуть швою жаконную городшкую ведьму! А вше ш чего? А ш того, што жлодеев на волю поотпущали, вот ш чего! О-хо-хо, где ж вы, прежние денечки! Тогда, поди, молодежь знала, где еенное место, а жабывала, так мы нагленьких-то поджаривали, и ничего-шеньки нам жа то не бывало!

— Не бывало? — Я снова удивленно воззрился на письменный стол.