Рассвет был ясным, солнечным — то есть очень даже солнечным. Если так быстро сгустились тучи, значит, либо надвигался грозовой фронт, либо... опять резвится Сюэтэ. Если снова поднимется шторм, некому будет подсовывать мне спасательные стишки. Придется самолично усмирять стихию. А я терпеть не мог творить чудеса сам по себе. Почему-то это представлялось мне чем-то вроде капитуляции. Кроме того, еще неизвестно, получится ли у меня.
«Прекрати, — строго-настрого приказал я себе. — Пораженческое настроение тебе не поможет». И потом, на самом-то деле мне вовсе и не надо было усмирять шторм — мне бы только благополучно добраться до берега.
Благополучно?
В душу мою закралось ужасное подозрение. Да нет, какое там подозрение? Я твердо знал: это не я усмирил шторм. Возможно, Сюэтэ заметила: в этом раунде победа моя, но она таки продержалась. Она добилась того, что мы попали на остров, и решила, что герцог-ксенофоб сделает грязную работу за нее — то бишь кокнет нас всех, пока мы ей еще как-нибудь не навредили. Так что очень может быть, не так уж велика была моя победа. Наверное, все-все было просчитано злобной колдуньей.
Конечно, в чем-то она мне потакала... став призраком, я бы познал такие радости с Анжеликой, какие мне и не снились, пока я...
Эта мысль испугала меня, она вела к самоубийству, к потере всякой надежды когда-либо избавить Анжелику от притязаний Сюэтэ.
«Спокойно, парень. Еще чуть-чуть, и ты признаешь, что чудеса все-таки бывают».
Нет. Это невозможно. Это философский абсурд. Тут-то собака и зарыта — волшебство совершенно алогично.
Совершенно?
Я запутался в собственных мыслях и отчаялся. Ну когда же я наконец отучусь делать поспешные обобщения? Всегда бывают исключения из правил.
«Ну, хорошо. Тогда, может быть, этот мир и был исключением из правил?»
Эта мысль вызвала у меня такое же упрямство, как у миссурийского мула — перегруженный фургон. Вот так взять и согласиться, что чудеса возможны? Ну, нет — разве что только внутри галлюцинации, не более того. Ну не верю я в чудеса, не верю. И может быть, именно из-за этого мне и не хотелось принимать ничью сторону.
Или связывать себя с Анжеликой?
Ну, что сказать... Определенные преимущества от влюбленности в призрак были. Ведь в клятве, в конце концов, говорится: «Покуда смерть не разлучит нас обоих», — а ведь смерть нас уже разлучила — еще до того, как мы повстречались.
Не слишком надежная точка опоры, но все-таки я ухватился за эту мысль.
«Ладно. Ты еще что-нибудь попробуй. Да поторопись, балбес. Тучи-то сгустились не на шутку, нависли над самым морем, а в воздухе отчетливо запахло дождем».
Я решил предположить — только предположить, не более! — что в этом мире действительно происходят чудеса. Как мне тогда избавиться от надвигавшейся бури?
Ясно. Я мухлевал. Я отбросил эту мысль и решил, что вернусь к ней, когда у меня будет больше времени.
На самом-то деле я просто не знал, так ли уж мне хочется избежать шторма. Болтаться по морю в штиль — такой пикник мне тоже не больно-то нравился. Вот если бы только чуточку усмирить бурю, направить ветер, куда надо...
Или и то, и другое. И потом, нимфа Тимея находится где-то поблизости, на одном из средиземноморских островов. Я решил, что из этого и надо исходить.
Ветер переменился — это я понял по тому, что мой парус развернулся почти на девяносто градусов. Мачта потрескивала — наверное, то был предел ее крепости. Ветер пел в вантах — все, как я просил, с музыкой! Тут на спину мне плеснула вода — бр-р-р! Холодно! Но это ладно, можно и не обращать внимания. В этот же миг у меня над головой ударил громадный барабан, а потом кто-то как бы вынул из него затычку, и хлынул такой ливень. |