|
Значит, скорее всего преисподней не составило бы труда выцарапать отсюда одного из своих должников. Вот призрак чародея, доброго волшебника — это дело другое, хотя с какой стати ему тут скитаться, когда его ожидают небеса обетованные, непонятно... Конечно, если такую душу ждало долгое пребывание в Чистилище, это уже другой вопрос... Словом, Мэт решил на всякий случай опасаться бродячих призраков. Со страхом отшатнувшись раза три от клочьев тумана, Мэт решил, что, невзирая ни на что, ему нужно солнце. Сама по себе мысль сотворить солнце была настолько дерзкой, что Мэт здорово призадумался, но потом напомнил себе, что это будет всего лишь иллюзия, а не настоящее солнце. А для того, чтобы не смущаться и не подвергать себя возможному отрицательному воздействию радиации, Мэт представил солнце в виде светящегося шара, при этом совершенно холодного и к тому же всего в ста футах над головой. И естественно, солнце появилось, вернее, его свет, пропущенный сквозь туман. Мэт шагал вперед и представлял себе, как тает туман под лучами солнца, а вот и оно само — его маленькое портативное солнышко, удобно устроившееся в зените...
Позвольте, но ведь он только что нарисовал его себе вставшим над горизонтом! И потом, его детище должно быть золотистое, а не белое. Что тут происходит? А ведь что-то происходит... Здесь, где тающий, отступавший от земли туман обнажил прекрасный парк, роскошные лужайки, обрамленные клумбами с цветами всех цветов и оттенков, деревья, чьи пышные кроны подстрижены так аккуратно, что казалось, будто бы деревца кем-то вылеплены... живые изгороди и кусты... а между ними тут и там — прудики со статуями и фонтанами, а статуи удивительные, ну просто-таки классические. Мэт в удивлении приблизился к одной из статуй и решил, что она действительно античная, по крайней мере по стилю. Кто-то старательно изучал искусство древних греков и римлян и аккуратнейшим образом скопировал их стиль. Перед ним была каменная женщина, чьи формы казались мучительно живыми, реальными, поза — зовущей и грациозной, а лицо — спокойным, холодным, самоуглубленным — точно таким, какие Мэт видел на репродукциях, изображавших греческие статуи. Он пошел дальше, изумленно глядя по сторонам. Среди множества статуй не попадалось ни одной религиозной — по меньшей мере ни одной, какую можно было бы назвать христианской, индуистской или буддистской. Эти фигуры могли бы перекочевать сюда из греческих или римских пантеонов, но если так, то перед Мэтом стояли идеализированные версии живых людей. Людей! Вот в чем дело! Кто-то вновь открыл и почувствовал ценность и возможности человеческого тела, а вероятно, и человеческого разума! Это были не античные статуи, это были статуи эпохи Возрождения! Да, но ведь действие происходило в средние века, в этом универсуме пока еще не открыли для себя заново античность и не приступили к возрождению утраченных знаний. Минуточку, минуточку! Но ведь когда Мэт упомянул о древних греках в разговоре с королем Бонкорро, король сказал, что слыхал о подобных находках и даже кое-что почитывал. Ренессанс начался в Италии тогда, когда в Англии рыцари еще потрясали широченными мечами, а Латрурия — это та же Италия, только под другим именем. Может быть, Мэт попал сюда вовремя, для того чтобы увидеть самое начало возрождения Искусства и Науки? Или грозило мертворождение — не собирался ли король Бонкорро держать знания и таланты здесь взаперти, вместо того чтобы отпустить на волю? Возмущение, охватившее Мэта, сменилось обескураженностью. Не может быть! Короля Бонкорро слишком сильно интересовала наука, поиск подмен для религии, чтобы он вот так намеренно взял и сослал сюда ученого. Уж не томился ли здесь в заключении какой-нибудь латрурийский двойник Петрарки или Абеляра? Если да, то почему? Парк закончился, и перед Мэтом предстал особняк из алебастра, сверкающий под лучами полуденного солнца. Вот теперь Мэт узнал это солнце! Это был волшебный, ясный свет Италии и Греции, о котором он читал в книжках! Кто бы ни жил в этом доме, он знал свое дело. |
