Хотя почему он хотел от меня избавиться — это я понимаю: я явился в его страну переодетым. А если совсем честно, я шпионил.
— А он тебя изловил, — кивнул Аруэтто. — Он или его канцлер Ребозо?
— Ребозо. Этот так и сжигал меня глазами. Он-то наверняка с большим удовольствием отрубил бы мне голову, но Бонкорро решил вместо этого отправить меня сюда. Он сказал, что это — испытание моих способностей. Если я найду способ выбраться, значит, я выдержал испытание.
— В таком случае, узнав об этом, он с помощью любого заклинания сможет уничтожить тебя, — кивнул Аруэтто. — Я бы тебе советовал, лорд Маг, если уж тебе удастся освободиться из этой хитроумной тюрьмы, бежать в какое-нибудь место подальше от короля Бонкорро, и, если можешь, захвати меня с собой.
Мэт качнул кубком.
— А я так понял, что вам тут нравится.
— О, тут, конечно, куда роскошнее, чем я и помыслить мог в настоящем мире. Тут я могу окружить себя красотой, о которой дома я только мечтал! Но мне очень одиноко, придворный чародей! Жениться я не хочу, но меня всегда радует общество добрых людей, а также переписка с теми немногими, которые, как и я, открыли для себя прелести древнегреческих и древнерэмских книг.
— Это я могу понять. Между прочим, я обратил внимание на ваши статуи. Вы просто запомнили то, что видели. Если это так, то я хотел бы познакомиться со скульптором.
— Я запомнил греческие и рэмские статуи, которые видел своими глазами. Что же касается остальных, я просто представлял своих знакомых и мысленно раздевал их, ставя на пьедесталы.
— Хорошо, что никто из них не видел этих статуй, — улыбнулся Мэт.
— О, они бы себя не узнали! — воскликнул Аруэтто. — Сначала я представляю знакомое лицо, но потом изменяю его до неузнаваемости. Только красота сохраняется.
— Вдобавок вы изменяете и лица, и фигуры по образу и подобию вашего излюбленного греческого идеала. Мало мне встречалось современных людей с таким телосложением.
Аруэтто довольно улыбнулся:
— Вы меня раскусили! Да, это верно, все лица чем-то похожи, да и фигуры тоже. Таков античный стиль.
— Верно ли я понимаю, что вам доставляет удовольствие работа с обнаженной натурой?
— Если ты хочешь спросить, нахожу ли я в этом телесный восторг, ответ будет «да», — сказал Аруэтто. — Умом я превозношу женское тело до божественных высот, прежде чем ставлю его на пьедестал. Но, и закончив работу, я с таким же восторгом любуюсь пропорциями и линиями статуи.
По крайней мере честен.
— Вас можно было бы обвинить в восхвалении человеческого тела.
— Можно было бы, но ты не будешь? — Аруэтто лукаво усмехнулся. — Значит, ты тоже веришь, что человеческие существа совершенны?
— Что же, верю, но они также и развращены, — медленно выговорил Мэт. — Я считаю, что род человеческий обладает удивительным числом прекрасных качеств и скрытых возможностей, хотя порой я впадаю в отчаяние, я очень сомневаюсь, что большая их часть когда-либо разовьется и проявится.
— И все же ты веришь в человечество?
— Боюсь, что так, — вздохнул Мэт. — Хотя я слишком доверчив, я бы не сказал, что верю, будто бы все-все люди изначально рождаются хорошими, но думаю, что таковыми рождается большинство. Правда, не всегда им удается сохранить эти хорошие качества к тому времени, когда они взрослеют. Но вы, как я понимаю, верите, что человечество прекрасно и совершенно?
— О, я думаю, что люди — удивительные существа! Они — нескончаемый источник чудес и тайн, даже тогда, когда это нехорошие люди! Но ты прав, я нахожу, что хорошего в людях больше, чем плохого, и верю, что наш род можно было бы сделать совершенным. |