— Я не философ. Я всего лишь бедный ученый. Мое имя Аруэтто.

Молодые люди словно окаменели. Наконец Берилла промямлила:

— Но вы... Но вы... Вы не тот Аруэтто, который перевел для нас Овидия и Вергилия?

— Не тот ли вы Аруэтто, который написал «Историю Рэма» — книгу, которой пользуются все учителя?

— Не тот ли вы Аруэтто, без «Географии» которого не отправляется в путь ни один купец?

— Вынужден признаться во всех этих преступлениях, — вздохнул Аруэтто, однако глаза его сверкали победно и весело.

— Стул ученому! — прокричал Лелио, вскочил и тут же подвинул Аруэтто свой стул, а Эскрибо бросился за еще одним.

— Вина ученому! — Берилла наполнила вином бокал и подвинула к Аруэтто.

— Для ученого — все, чего бы он ни пожелал, — сказала одна из девушек чуть хрипловатым грудным голосом.

— Что ж, я желаю единственного — общества людей с пытливыми умами, их вопросов, полных задора молодости.

— О, этого у вас будет в изобилии! — заверил Аруэтто один из парней. — А это правда, что вы умеете читать по-гречески, но пока не перевели Гомера?

— Да, пока я на эту дерзость не отважился, — подтвердил Аруэтто.

— Но вы должны это сделать! Ведь если вы этого не сделаете, мы никогда не прочитаем его поэм, а про них ходят такие рассказы!

— Но я еще не могу истинно оценить дух афинян, — возразил Аруэтто.

— Пусть не истинно, но как-то можете! А мы совсем не можем, мы даже ни одной книги не прочли, написанной греками!

— Ну а Пифагор? — Эскрибо поставил стул рядом с тем, что подал ученому Лелио, и уселся. — Можете вы объяснить, почему он был одновременно и математиком, и музыкантом?

— Ах! Вот вы о чем, молодой человек. Как ваше имя?

— Эскрибо, сэр.

— Эскрибо, Пифагор был, и прежде всего прочего, мистиком, который ничего так не искал в жизни, как того, чтобы понять устройство вселенной и природу существования человека! Музыка и математика для него были средствами к пониманию этого, вот и все.

— Музыка? Средство для понимания вселенной? — Фламиния наклонилась вперед и внимательно уставилась на старика. — Как это возможно?

И Аруэтто начал рассказывать...

Савл подошел поближе к Мэту и спросил:

— Ну, как себя чувствуешь, позабытый, позаброшенный?

— Обидно немножко, — признался Мэт, — но, учитывая обстоятельства, я нисколько не возражаю.

— Вот как? Почему же?

— Потому что я вроде бы придумал, как проникнуть во дворец Бонкорро и втереться к нему в доверие.

Савл удивленно глянул в сторону оживленно протекавшего семинара и перевел глаза на Мэта.

— Только не надо их втягивать во что-нибудь такое, что может кончиться печально, ладно?

— Не буду, — медленно ответил Мэт. — Думаю, печального конца не предвидится.

Друзья смотрели на молодых людей с восторгом, их посещали приятные воспоминания о студенческих годах, и вдруг наконец Паскаль выпрямился и воскликнул:

— Господи Боже! Позднота-то какая! А нам завтра пахать!

— Ничего, все и без нас растет, слава Богу, — успокоил его Эскрибо. — За один день с растениями ничего не случится. А вот другой возможности поговорить с настоящим ученым у нас скорее всего не будет.

— Только нельзя его переутомлять, — предупредила Берилла.

— Чтобы я переутомился, когда я чувствую такой прилив сил? Когда со мной рядом молодежь? — воскликнул Аруэтто.