— А что ж он нам лапшу на уши вешал, что он грешник и все такое? Послушать его — так других таких грешников не было во все времена!

— Он по-своему прав. Потому что хоть он и не имел дела ни с одной женщиной, но часто к этому стремился. А для совершения смертного греха нужно не более чем стремление к нему.

Мэт помолчал минуту, потом кивнул.

— Да, припоминаю, это было у нас в детстве на уроках закона Божьего. Три компоненты смертного греха: серьезность преступления, осознание этого и все равно желание согрешить.

Сэр Ги кивнул.

— Так сказал и священник. А поступок сам по себе вроде бы не так уж необходим.

— Но он же отказался от желания! Он отступил! Не дал себе воли!

— От одного желания, может, и отступил, но на смену пришло другое. На грани совершения поступка он потерял уверенность. И если бы в тот момент он снова решился на поступок, он совершил бы второй смертный грех.

— Перестаньте! — Мэт пришел в раздражение. — Два греха за одну цену? Что это, дешевая распродажа на дьявольской ярмарке?

— Похоже на то.

— Выходит, несмотря на то, что он девственник, он считает себя развратником?

— Выходит, так, лорд Мэтью, что поделаешь.

Мэт хотел было возразить, но вспомнил, в каком универсуме находится, и проглотил свое возражение. Даже у него дома традиционная теология согласилась бы с Брюнелом. Правда, в наши дни уже пошли разговоры об относительности морали...

Он покачал головой. Он находился в мире Аристотеля, а не Эйнштейна. Тут не было ничего относительного, одни абсолюты.

Патер Брюнел был подкован в здешней теологии, которая вплотную подходила к здешней науке. Вне всякого сомнения, он был прав — для данного универсума. Вне всякого сомнения, он не превратился бы в волка.

Солнце скрылось из виду за вершинами, осветив небо на западе, когда они въехали в небольшую долину, угнездившуюся посреди гор. Алисанда сказала:

— Здесь мы разобьем лагерь на эту ночь.

Мэт огляделся и нахмурился. Место было живописное, но его стратегическая ценность представлялась сомнительной.

— Вы бывали здесь раньше?

— Я — нет. Но сэр Ги наверняка.

— Да? — Мэт вопросительно взглянул на сэра Ги. — Что вы скажете?

— То, что мы должны встретить здесь зарю, сэр Мэтью. — Черный Рыцарь спешился. — Давайте разбивать лагерь.

Мэт слез со Стегомана, все еще в сомнениях.

— Простите за надоедливость, ваше высочество, но почему именно здесь?

— Потому что, — ответила Алисанда, — одна из вот тех гор — Кольмейн.

Мэт огляделся вокруг.

— Которая?

— Этого я не могу сказать. Чтобы опознать его, понадобится больше времени, чем осталось у нас до темноты.

— А как вы собираетесь его опознавать? — Мэт поднял бровь. — Расспрашивать аборигенов?

— Тут никто не живет, место считается проклятым. Но я сумею узнать его, маг, ведь я же знаю сейчас, что мы рядом с ним.

— Но как... — Мэт осекся на середине фразы. В ее словах был смысл, хотя она и не могла бы ничего объяснить, как невозможно объяснить чувства. Когда святой Монкер сотворил Кольмейна, он, может быть, заключил в него генетический отпечаток Гардишана или его духовный эквивалент — своего рода психологический «отпечаток пальца». А будучи психическим, то есть обладающим энергией, он входит в резонанс с «отпечатком» души Алисанды как наследницы Гардишана. И, как Мэт умел почувствовать силы, собирающиеся вокруг него, так Алисанда сумеет почувствовать Кольмейна.