— Неплохо бы. Она неприятно удивлена, что это не так. — Тень улыбки прошла по лицу сэра Ги. — Если вас, лорд и маг, может ввести в искушение женщина, успех нашего дела ставится под вопрос.

Мэт озадачился.

— Каким образом мои прегрешения могут поставить под угрозу дело?

— А таким, лорд Мэтью, что мы с вами — ее единственная опора в борьбе за трон, причем из нас двоих вы ей нужнее...

— Но у нас достаточно сил, мы не подведем, — возразил Мэт.

— Как знать. По сути дела, идет борьба между Добром и Злом. Перевес дают в такой борьбе маги и колдуны. Колдуны должны соблюдать целибат, не отвлекаясь на плотские страсти. Но еще больший спрос с мага, потому что малейший грех ослабляет его связь с силами Добра. Вот принцессе Алисанде и приходится думать о вашей душе.

— Понятно, — мрачно сказал Мэт, — однако это явное вмешательство в частную жизнь.

— Пожалуй. Особенно откровенно принцесса вмешалась в вашу частную жизнь, когда напомнила вам вашу клятву и спасла от ведьмы. — Сэр Ги лукаво усмехнулся, но тут же посерьезнел. — Присяга на верность принцессе, господин маг, послужила вам и путами, и защитой от самых сильных ведьминских чар. Хотя и не тотчас же.

«Так вот почему всякий раз, когда доходило до самого интересного, кто-то врывался в наши покои!» — подумал Мэт, но затем его мысли приняли другое направление:

— Раз я такая важная персона, может быть, этим объясняется, что замок Саессы оказался вдруг гораздо южнее, чем ему положено? И, может быть, это Малинго послал против меня обеих ведьм, молодую и старую?

Сэр Ги задумчиво наморщил лоб.

— Может быть. И это знак, что еще не одна ловушка подстерегает вашу душу. Будь я на вашем месте, я посвящал бы больше времени молитве. Но пойдемте, леди в нетерпении. Зовите своего приятеля Стегомана, а я поищу мою добрую лошадку.

Они вернулись к месту, где разбили бивуак: Мэт вез связанную ведьму на протрезвевшем Стегомане, Алисанда ехала верхом за спиной сэра Ги. Нарубив лапника для Саессы, они решили немного вздремнуть после пережитого, но удалось это только принцессе и Черному Рыцарю.

«Как приятно, — думал Мэт, — иметь чистую совесть. Правда, у принцессы она, пожалуй, чересчур чистая».

Он повернулся на другой бок, пробуя отвлечься от женских рыданий и разобраться в себе.

Итак, он согрешил или нет? По меркам его мира, это квалифицировали бы как невинное заблуждение. Но он был не в своем мире. Означает ли это, что он должен играть по чужим правилам?

Не обязательно. Он уже открыл кое-какие законы магии, и все его выводы подтвердились. По его теории, никакой мистической личности тут не требовалось: магия прекрасно работала как сила безличная.

Ему полегчало, когда он так рассудил. Разум и логика не упразднялись и в этом мире, а значит, вся ерунда про Добро и Зло была человеческим измышлением, а байки про грех и про ад — такими же суевериями, как и в его мире.

На этой успокоительной мысли он открыл глаза и стал смотреть в костер. Мирно тлели угли. Вдруг земля прямо перед ним разверзлась, оттуда вырвались языки пламени, и из них возник черт с лукавыми глазами, самый настоящий рогатый краснокожий дьявол: лицо конусом, усы, козлиная бородка, в руке — вилы.

— Сэр — скептик? С чем и поздравляю! — сказал дьявол. — Из рационалистов получается отличная растопка.

И, вонзив вилы Мэту прямо в живот, он поднял его на воздух и швырнул в огонь.

Мэт вскрикнул, его опалило пронзительной, очищающей болью ожога. Боль нарастала, огонь разгорался, Мэт вопил что есть мочи.