Да, ты знала.

    Что же он сможет, друг-Феденька, когда Закон откроет ему свои двери?!

    И кого видишь ты, глядя сквозь него: себя? да, себя… немного – Фиру… но почему – кого-то еще?

    Многих? разных?

    Разве так бывает?!

    – За плач вблизи и бой вдали,

    За соль на раны…

    И слово странное «внемли»

    Не будет странным…

    * * *

    Ничего не проявлялось на экране потолка.

    Ничегошеньки.

    Спрашивай, не спрашивай – жди ответа, как соловей лета…

    Ты встала, накинула на плечи шелковый пеньюар. Мужнин подарок, к третьей годовщине свадьбы. Прошла к трельяжу, легко опустилась на мягкий пуф; всмотрелась в зеркальную гладь, окруженную шаловливыми Купидонами, словно воспоминание о Феденькином триумфе мимо воли толкнуло тебя на этот поступок.

    Помнишь?

    – …не надо тебе на мне жениться. Глупости это все. Ты сейчас на меня сквозь стекло глядел, а другие – они на тебя, как на стекло, смотрят. И видят за Федькой-стеклом – меня. Старую, злую; умную. Жизнью битую. Разную. Просто они слепые. Они думают, что это все ты: и стекло, и за стеклом. Оттого ты им нравишься, оттого зовут к себе. Ведь зовут, да?

    Думала ли, – старая? да! злая? да! битая? да!!! – что доведется вглядываться в собственного «крестника», в Федьку Сохача, влюбленно пытаясь увидеть сквозь него иные тени? Себя? да! – но ревность люта, как преисподняя: откуда другие?!

    За ним? за ТВОИМ?!

    Смирила дыхание; заставила зеркало откликнуться не грезами – отражением.

    Твоим.

    Опрометчиво? к счастью, нет. Большинство женщин твоего возраста не слишком любят смотреть на себя по утрам; у тебя же все было наоборот. Утренний взгляд – самый свежий, самый искренний. Тень кошмара еще лежит на лице, но… Нет, не так.

    Поднялась, скользнула к окну.

    Раздернула портьеры; вернулась.

    Да, именно так. Неяркий, осенний свет оказался впору: тени съежились, заметались… ушли. Обеими руками ты приподняла волосы, и неожиданно для себя самой показала язык отражению.

    Совершенно неприличный поступок для дамы… ну, скажем, средних лет.

    Совершенно неприличный язык: розовый, острый.

    За спиной тихо скрипнула дверь. Это камеристка. Кетеван Беруашвили, коренная имеретинка; бессловесное существо. Если бы когда-нибудь тебе захотелось обрести верную рабыню, ты выбрала бы Кетеван. Ровесницы, вы идеально сосуществовали вместе уже третий год, хотя выбор был все-таки сделан не тобою – за тебя.

    Вы даже могли часами молчать.

    Для двух женщин – вещь почти невозможная и наводящая на мысли о крамольном "эфирном воздействии".

    ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ

    Если вы посмотрите в глаза Кетеван, она спокойно выдержит ваш взгляд. И ничего особенного вы в ее глазах не обнаружите. Но если вы будете настойчивы, заглянув глубже:

    …сосна.