– Рад стараться, ваше…

    Дернулся рыжий ус: видать, крепко не угодил ты Циклопу своим "Рад стараться!"

    – Что смогу – сделаю, – тоном ниже добавил ты.

    Джандиери в раздумьи прошелся по кабинету, скрипя сапогами. Решительно остановился напротив, у шкафа из мореного дуба:

    – А попрошу я тебя, Ефрем, на дачу ко мне, в Малыжино, съездить. Сегодня вечером нам с супругой непременно на балу быть надо – и не поехал бы, так по долгу службы обязан. А дочку на прислугу оставлять не хочу. Подозреваю, ты уже в курсе?..

    Джандиери выжидающе прищурился.

    – В курсе, ваша светлость, – скупо кивнул ты.

    – Тем лучше, – ответом был точно такой же скупой кивок. Как в зеркало заглянул: он человек, и ты человек… Видно с ужасающей ясностью: адское! смоляное варево! кипит под внешней личиной холодной сдержанности, казалось бы, намертво приросшей к жандармскому полковнику!

    Князь держался – но чего ему это стоило!

    Однако сейчас думать о чудесах было некстати: Джандиери – не тот человек, который потерпит невнимание к собственным словам!

    – …никого лишнего мне не хотелось бы посвящать в это дело по понятным причинам. А тебя Тамара знает; о Федоре и речи нет. Челядь с домашними предупреждены. Пригляди за дочкой, Ефрем, очень тебя прошу. Думаю, ничего страшного в наше отсутствие не случится; но если что…

    Из камня лицо княжеское.

    Из камня слова: страшные, невозможные в устах Джандиери-Циклопа, облавного жандарма.

    – Разрешаю применять силу и эфирные воздействия: в теперешнем состоянии Тамара к ним частично восприимчива. Но только в КРАЙНЕМ случае и со всей аккуратностью. Иначе головой ответишь. Ты меня понял?

    – Понял, ваша светлость. Все сделаю, присмотрю, лишку не позволю. Да и Федька мужик серьезный, не сомневайтесь…

    – Я надеюсь не на Федора – на тебя, Ефрем. Мы с княгиней надеемся. Поезжай. Ночевать на даче останешься, комнату тебе выделят. Возвращаться не торопись: завтра у тебя выходной – я распорядился.

    Ты встал, поклонился.

    Зачем-то отряхиваться стал – чище стать захотелось, что ли?

    – Разрешите идти, ваша светлость?

    Забыл князь ответить; забыл разрешить. По-новой к окну отвернулся – спина широкая, сильная, лазоревый мундир второй кожей торс обтянул.

    Сутулишься, Циклоп? или это тени? тени, тени…

    – Полчаса на сборы хватит, Дуфуня? Прости – Ефрем… ну конечно же, Ефрем…

    Тени…

    Получаса хватило с лихвой – устроить нагоняй конюхам-бездельникам, душевно распрощаться с Федотычем, переодеться, – и вскоре из ворот училища, на лучшей казенной двуколке, предоставленной в его распоряжение, выезжал Ефрем Иваныч Вишневский, смотритель конюшенный, шибко правильный человек.

    Все время казалось: Циклоп в спину смотрит.

    Лоб чешет.

    * * *

    Пока двуколка катила по загородным проселкам, успело распогодиться. Клочья свинцовой ваты расползлись драным одеялом, за которое дружно рванули с четырех сторон; теплым, но не жарким, сентябрьским золотом плеснуло солнышко в прорехи – и даже пегая кобылка без всяких понуканий пошла веселее.