И поземка подтягивала за спиной, шелестела испитым многоголосьем кодлы-матушки:

    – И с ночи до зари

    Шестерки-козыри,

    Шестерки-козыри

    Крапленых карт…

    * * *

    От избы правления ссыльные пошли врозь, каждый в свою сторону, сопровождаемые гурьбой ребятишек, также разделившихся надвое.

    – Эй, Акулька, жихорица! айдате с нами, варнака смотреть! и-эх!.. – все орал, повизгивал давешний крикун и, не дождавшись ответа от вздорной Акульки, бежал за мужчиной, которого называли Друцем.

    За женщиной увязалось совсем немного детворы.

    Трое-четверо малявок да дура-Акулька, вертлявая девка с мелкими, старушечьими чертами рябого личика.

    Ветер гулял вокруг, шалил, закручивал фейерверк метели.

    Чш-ш-ш…

    II. РАШКА-КНЯГИНЯ или БАБЫ-ДЕВКИ ВДОВЫ СОХАЧИХИ

    Так! на скользких путях поставил ты их,

    и низвергаешь их в пропасти.

    Псалтирь, псалом 72

    Во дворе мужик возился со старой телегой: колесо менял.

    От широкой спины вовсю валил пар.

    Нет, не мужик, как тебе показалось сперва – парень. Совсем молодой. Просто не по годам рослый, длиннорукий, весь какой-то корявый, словно спать заполночь лег мальчонкой голопузым, а проснулся засветло здоровенным детинушкой, и теперь не знает, куда девать случайную силу.

    Небось, в драках на льду зачинщиком выставляют; ему свинчатку в рукавице прятать ни к чему, и без того быка кулаком валит.

    Помнишь, Рашка? – тогда ты задержалась в воротах. Тесно ощупала взглядом одного из тех случайных людей, с кем теперь придется жить долго, дольше, чем хотелось бы, но куда меньше, чем… да что там зря врать самой себе! – и меньше тоже, чем хотелось бы.

    Это ты знала доподлинно.

    До немоты в обмороженных пальцах.

    – А-а, – понимающе буркнул парень через плечо, заприметив гостью, и не добавил ничего.

    Ничего.

    Только крепче прикусил махорочную цигарку, оскалив крупные зубы. Да распахнул шире и без того раскрытый ворот рядовки, отчего стала видна его грудь: широкая, безволосая, вся в грязно-бурых оспинах – гнус, что ли, поел? или болен?

    Вряд ли: к таким орясинам ни одна лихоманка не липнет…

    За спиной, на улице, наперебой загалдели ребятишки, но парень только повернул к ним красное от натуги лицо, и всю толпу как ветром сдуло.

    – Леший! – снежной кутерьмой прыснуло вдоль изб. – Федюньша-лешак, неприятная сила! ишь, страшной! Беги-и-и-и!..

    Ты прошла мимо парня, вернувшегося к своему занятию; поднялась на крыльцо. Дышать на мгновение стало трудно; горло, как ствол дедовского ружья, забили наглухо мохнатым пыжом, и ты испугалась – не приступ ли? ах, сейчас совсем некстати… Но ружье пальнуло вхолостую раскатами хриплого кашля, комки мокроты шмякнулись в сугроб рядом с крыльцом, и животворный воздух вновь пошел в легкие.

    – А-а, – еще раз сказал парень, как если бы понял что-то, никому, кроме него, неведомое; после чего коленом толкнул вперед смоленое колесо.

    Ты перевела дух и шагнула в сени, а затем – в полутемную горенку.

    На лавке, за столом, застеленным старой, многажды штопаной скатеркой, сидела рыхлая тетка в драном полушубке.