|
— Их было трое. Это была искусная ловушка. Они срезали ветки с листьями у молодой пальмы, затем согнули ее как пружину. Когда подошел Скорбо, то веревку обрезали… Уточнять не было нужды. Слова, подкрепленные умозрительными образами, передавались в умы напрямую. Найл вынул из кармана кулон на золотистой цепочке и протянул Бродусу. — Кто-нибудь видел подобное? Кулон переходил вокруг стола из рук в руки под сдержанное покачивание головами. — Это было на мертвеце? — спросил Симеон. Найл кивнул. — Древняя работа. У нынешних ювелиров и умения не хватит изготовить такую цепочку. — Ты не догадываешься хотя бы примерно, что это за символ? — В молодости я увлекался древней наукой, алхимией, — сказал Симеон. — Этот символ напоминает мне хищную птицу. — Да, в самом деле, — приглядевшись внимательно, Найл отметил сходство. Корбин, средних лет толстяк с головой, покрытой мелкими светлыми кудельками, сказал: — Я слышал, из пауков Скорбо в этом городе ненавидели больше всех, — говорил он с некоторым самодовольством. — Может, и так, — заметил осуждающе Найл. — Только внести ясность, кто убийца, это нам не помогает. — Я уверен, что из наших этого не мог сделать никто, — подал голос один из бывших жителей Диры; его земляки занимали в Совете около трети мест. — Возможно, ты прав, Массиг, — сказал Найл. — Но кто-то же в этом городе должен знать хоть что-нибудь. Мне нужна помощь каждого из вас. Вы все должны уяснить, насколько это серьезно. — А если мы их отыщем, что тогда? — спросил Корбин. — Мы должны будем их выдать для наказания. — А сами казнить мы их не сможем? — вмешался Массиг. — Мы же законная власть. Найл понял его возражение. Пауки подвергнут виновных наижутчайшей смерти, какую только можно представить. — Я понимаю. Но мы также должны показать, что обладаем чувством справедливости, — он оглядел лица собравшихся и понял, что ни одного из них его слова не убедили. — Послушайте. Я все время недоумевал, почему пауки так ненавидят людей. Вначале думал, потому, что они изверги. Затем я выяснил подлинную причину. Потому что они нас боятся. Они нас считают извергами. Поработить людей им пришлось потому, что по их мнению, мы угрожаем их существованию. И мы пока не дали ни намека на опровержение. Тем не менее они согласились, что между пауками и людьми должен воцариться мир, что смертей больше быть не должно. А теперь получается, что мы как бы нарушили свои договорные обязательства. Что, если и они сочтут себя свободными от своих? В наступившей тишине можно было прочесть людские мысли: страх, смятение и трусоватое «А как же я?». Им всем очень даже нравилось заседать в Совете, разыгрывая из себя власть. А тут вспомнилось, что значит быть рабами, и ум похолодел от этой мысли. Гастур, из города жуков, спросил: — Ты думаешь, такое может случиться? — Ну, не сию минуту (вон какое сразу облегчение). Но такое возможно, вот почему мы должны продемонстрировать добрую волю. — Что мы можем сделать, господин правитель? — спросил Бродус. — Ты, я считаю, должен возвратиться к своим землякам и разобраться, что вы можете совместно предпринять. Этих людей кто-то, должно быть, видел. Может, разговаривал с ними. Они же не могли войти в город незамеченными. Если что-нибудь узнаете, немедленно докладывайте мне, — он встал. — А теперь, наверное, пора заканчивать. Все поднялись и церемонно поклонились. Когда люди один за другим стали вытягиваться из залы. Найл жестом попросил задержаться Симеона. Когда остались наедине, Найл закрыл дверь и сел за стол. — Посоветуй, как быть. Симеон покачал головой. — Что можно сказать? Бросовое дело. |
