– Сан Саныч, – коротко представился седобородый дедушка.

Перебивая друг дружку, земляне торопливо назвали свои имена и фамилии, после чего попытались было расспросить меня о том, кто, что и как. Пришлось объяснить, что сейчас не время для длинных повествований, а с Северьяновым они смогут поговорить по рации, когда мы разберемся со вторым парусником с материка Ютия. С тем, что подходит с кормы по правому борту.

Разобрались быстро. Пока я беседовал со спасенными земляками, Ковалев по команде Петровича с помощью воинов Трапанга поднял на борт «купца» один из наших ДШК, установив его на полуюте. За рукояти «крупняка» взялся Альберт Петрович, лично, и вскоре над чужеземным океаном вновь разнесся триумфальный грохот знаменитого творения Дегтярева и Шпагина.

Прервав обыск трофея и экспроприацию всякого барахла, воины с архипелага Найшу собрались на верхней палубе, благоговейно взирая на пулемет и его «работу». Отворот второго ютийца в сторону был встречен восторженным ревом найшудов и иржиков, от которого у меня едва не заложило уши. Карелы с нескрываемым страхом смотрели на торжествующую толпу наших союзников – после знакомства с махеерами россияне в любом из аборигенов видели угрозу.

– Победа! О нашей победе будут петь песни и слагать стихи! – подскочив ко мне, Улдашюр сунул мне в руку серебряный кубок с вином. – Мы в одиночку победили два корабля ютийцев! Слава русским, слава Дайяру, слава Найшу!

– Слава!!! – за спиной хитайтара в несколько глоток сразу заорали его возбужденные бойцы, их крик подхватили остальные туземцы. – Слава!!!

– Товарищ, угости винцом, пожалуйста, – за рукав кто-то легонько потянул. Я обернулся, увидев искреннюю мольбу в глазах одного из тех мужиков, что помоложе, Валерия, кажется. – Отметить бы… освобождение… Федоровича нашего помянуть.

– Помянуть – дело святое, – отдав кубок Валерию, под вопли найшудов я поднялся на полуют, к Мишке и Альберту Петровичу. – Докладываю: товарищ майор, мы нашли иголку в стоге сена. Невероятно, но факт. Один из карелов умер в плену – сердце. Махееры держали наших в тюрьме впроголодь, одежду, обувь и вещи забрали сразу, еще на острове.

– Хорошо, а то у нас минус две ленты, – озабоченным тоном произнес бывший кэгэбэшник. – Уходить нам отсюда надо, парни.

Уйти, к сожалению, удалось лишь с опозданием в несколько часов, что, в общем-то, и предопределило изменения в местной международной политике. Тотальные изменения, перемены воистину глобального масштаба.

Убедившись, что второй ютийский корабль драпает без оглядки, найшуды вдумчиво и основательно занялись обыском трофея. Тащили на палубу все подряд, сваливая в несколько куч. Офицеры с парой-тройкой опытных воинов определяли ценность того или иного барохла. В результате на борт «Эмори» перекочевывали предметы и вещи, представляющие белее-менее серьезную ценность – навигационные приборы, оружие, драгметаллы, ткани. Ну, и «ракетные ящики» со всем оставшимся боекомплектом.

Осмотрев трехмачтовик от трюма до стеньг, Улдашюр страстно возжелал доставить захваченный парусник к родным берегам, чтобы похвастаться перед родичами и соотечественниками своей знатной добычей. Для этого, в первую очередь, требовалось сформировать перегонную команду и научить ее управляться с парусным вооружением ютийца. С этим возникла серьезная проблема, так как на тот момент из экипажа «Эмори» можно было перевести на трофей с десяток моряков, не более.

– Давайте для начала доведем корабль хотя бы до ближайшего берега, – предложил я. – Заодно высадим на сушу пленных ютийцев – вон, их больше двухсот человек сидит в трюме.