Но при этом лодка плывёт быстро и плавно, ещё быстрее, чем их собственная.
Юноши разом насторожились. Вэй Усянь предложил:
— Давайте подплывём к нему.
Когда они оказались ближе друг к другу, юноши увидели за кормой лодки старика белый силуэт какого-то создания под водой, который то исчезал, то становился отчётливо виден!
Вэй Усянь обернулся и сделал остальным знак вести себя тише, приложив указательный палец к губам, чтобы не напугать старика и того речного гуля под водой. Цзян Чэн кивнул и беззвучно, стараясь не привлекать внимание шумом и не поднимать волн, направил лодку вперёд. Когда между суднами осталось около трёх чжанов, из воды протянулась мертвенно-бледная рука, которая незаметно стащила из горы лотосов в лодке один, затем вновь тихо и незаметно исчезла под водой.
Через мгновение на поверхность всплыли кожурки от семян лотоса.
Кто-то из юношей крайне потрясённо воскликнул:
— Невероятно! Речной гуль тоже ворует лотосы!
Старик наконец заметил подплывшую к нему лодку и с большим лотосом в одной руке и шестом в другой развернулся к ним. Это движение напугало речного гуля, послышался всплеск, и белый силуэт исчез. Юноши тут же закричали:
— Куда собрался?!
Бултых! — Вэй Усянь прыгнул в воду, ушёл на самое дно и вскоре вынырнул, держа тварь в руках.
Все увидели, что он схватил за шиворот маленького речного гуля с зеленовато-бледным лицом, по виду напоминающего ребёнка лет тринадцати, крайне напуганного — под взглядами юношей он будто бы сжался в комок.
Тут Вэй Усяня настиг бамбуковый шест старика, мужчина забранился:
— Опять пришли хулиганить!
Вэй Усяню только что досталось кнутом, а теперь ещё и шестом — он вскрикнул от боли и едва не выпустил добычу из рук. Цзян Чэн рассерженно воскликнул:
— Давайте поговорим спокойно, зачем вы сразу набросились с шестом? Мы же вам помогли, а вы приняли нас за злодеев?!
Вэй Усянь тут же вмешался:
— Ничего, ничего! Де… Дедушка, посмотрите внимательнее, мы не гули, а вот это — гуль!
Старик прикрикнул на него:
— Вздор! Я старый, а не слепой. А ну, отпусти его!
Вэй Усянь в недоумении застыл, посмотрел на речного гуля у себя в руках и увидел, что тот глядит на него чёрными влажными глазами и, сложив ладошки в мольбе, будто просит о чём-то, всем видом вызывая жалость. При этом держит за стебель большой лотос, который только что стащил, и никак не желает отпускать. Лотос был уже раскрыт, но, видимо, гуль не успел съесть и пары семян, когда Вэй Усянь его схватил.
Цзян Чэн подумал, что старик просто-напросто несёт какую-то нелепицу, и сказал Вэй Усяню:
— Не отпускай, мы заберём речного гуля с собой.
Услышав его, старик снова замахнулся бамбуковым шестом, а Вэй Усянь взмолился:
— Не бейте, не бейте! Я отпущу его, как скажете.
Цзян Чэн:
— Не отпускай! Если этот гуль кого-нибудь утопит, что тогда?
Вэй Усянь:
— Но от него не исходит запаха крови, он ещё маленький, и не станет покидать этот пруд. К тому же я не слыхал, что в последнее время в здешних местах кто-то тонул. Наверное, он не причинял никому зла.
Цзян Чэн:
— Если раньше не причинял, невозможно утверждать, что в будущем не станет…
Договорить он не успел — в воздухе просвистел бамбуковый шест, и Цзян Чэн, на которого обрушился удар, в гневе заорал:
— Ах ты, старикашка, добро от зла не можешь отличить?! Знаешь, что это гуль, и не боишься, что он тебя утопит?!
Старик упорствовал, не сомневаясь в своей правоте:
— Чего мне бояться, я уже одной ногой сам в могиле!
Вэй Усянь решил, что в случае чего гуль всё равно далеко не убежит, и крикнул:
— Не бейте, не бейте! Я его отпускаю!
И в самом деле разжал руки — речной гуль проворно заплыл за лодку старика, больше не решаясь показываться им. |